Эустакиу Гомиш - Любовная лихорадка

Восстанавливалась торговля. В какой-то день двенадцать городских ворот заскрипели — но от облегчения. Они устали пропускать через себя катафалки. Около тысячи горожан пропутешествовали за месяц на этом виде транспорта.

Из Рио приходили слезные письма, наполняя тоской членов санитарной комиссии. На столе главного медика все еще множились свидетельства о смерти, но 21-го, прозрачным утром, со стороны моря повеяло бодрящей свежестью. Главный медик приказал паковать чемоданы. «Эпидемия под контролем», — заявил он. Но женщины города под контролем пока не были.

Из дневника:

«Он схватил меня в ванной, помешанный, и потащил в сад. Я не сопротивлялась. Когда у него начинает работать воображение, его не остановить. Он заставил меня залезть на ветку и забрался туда сам. Надо оживить детские воспоминания, сказал он: полезно для сосудов. Так мы сидели на дереве, словно две бесстыжие обезьяны, когда нас заметил проходивший мимо фонарщик».

Фонарщик был настолько ошеломлен увиденным, что не зажег на улице фонари и лег спать раньше времени, проведя, впрочем, бессонную ночь. На следующий день о происшествии стало известно. Историю повторяли на каждом углу, расцвечивая такими подробностями, которые были просто немыслимы, учитывая, где и когда все происходило.

В газете анонимный автор заклеймил Кампинас как бразильскую Гоморру, обвинив Алвина в упадке общественной нравственности. Анжелика выставлялась жертвой, и выражалось самое искреннее сочувствие барону. «Для таких растлителей, как Алвин, существует только одно: смертная казнь!» — говорилось в листке. Население призывали творить расправу своими руками, если правосудие бессильно. Но тут подоспело божественное правосудие.

Несколько всадников, посланных Барселосом, встретили барона недалеко от Жундиаи, торжественно вручив ему экземпляр пресловутой газеты. Они приехали утренним поездом и наняли лошадей в Жундиаи. Да Мата прочел статейку от начала до конца. Ни один мускул на его лице не дрогнул. «Не верю», — сказал он. Один из всадников заявил: «Бог свидетель, что я не хочу выказать неуважения к вам, господин барон, но позвольте мне утверждать, что этот тип — настоящая скотина и закоренелый развратник». Барон покраснел и пообещал болтуну высечь его по приезде в Кампинас.

Ла Табль свернул шатер цирка и засобирался в дорогу. Он проклинал последними словами Барселоса: Жанне явно не хотелось садиться в телегу. Две балерины решили остаться у мадам Зила и заняться постельной гимнастикой. Два виртуоза трапеции предлагали себя в качестве скульптур у входа в бордель, но мадам запретила им соваться в почтенное заведение. Надо придерживаться естественного порядка вещей, считала она. Ни в географии, ни где угодно еще север и юг никогда не сходились.

Когда первая кокотка появилась на улице, помахивая широкой юбкой и шелковым веером, стало понятно, что теперь все пойдет как раньше. Народ высыпал на улицы, просто радуясь солнцу и покупая лотерейные билеты. Ласточки летали взад-вперед между дымящихся труб. В разделе светской хроники объявили о предстоящем бале. Город пробуждался от тяжелого сна.

Алвин: Сколько денег еще осталось?

Анжелика: Две тысячи.

Алвин: Давай уедем. Он нас не простит.

Анжелика: Надо не простить, а понять. Барон честен с самим собой.

Алвин: Не знаю. Ему может взбрести в голову что угодно. Пошли.

Анжелика: Хорошо, но только в кровать. Я вся разомлела от ожидания. Открой бутылку вина. Напьемся. А потом ты будешь употреблять меня. И злоупотреблять мною тоже.

Три телеги выехали со стороны улицы Дирейта, запряженные тощими лошадьми. Их преследовала свора дворняг. На первой сидел оскорбленный в своем самолюбии Ла Табль собственной персоной, выставив подбородок. Возле дома Да Маты у последней телеги отвалилось колесо. Ла Табль соскочил на мостовую, изрыгая французские ругательства в адрес неуклюжих акробатов. Те возражали ему, но напрасно. В конце концов оба они спустили брюки и показали хозяину две пары белоснежных ягодиц. Со стороны бараков послышались бурные аплодисменты.

Когда взбешенный Ла Табль вернулся к своей телеге, то не нашел в ней Жанны. Пользуясь неразберихой, та незаметно сбежала. Но Ла Табль не слишком-то обеспокоился. За два дня он рассчитывал починить телегу и найти беглянку.

Барселос грыз перо, когда Жанна с горящим лицом предстала на пороге и бросилась ему на шею. «Милый, — взмолилась она, — спаси меня от этого чудовища и от этого цирка! Я создана не для этого. Если бы не ты, я продала бы себя мадам Зила, только чтобы остаться в городе. Но тебе я отдаю мое тело бесплатно».

— Закрой дверь, — сказал ей Барселос, не поднимая глаз от листа.

Статья Барселоса.

«Так или иначе, мы приветствуем восстановление порядка в городе. Главная опасность миновала. Жизнь — это не цирковая арена. Пора заняться делом восстановления. В этот час нам так необходима старая, проверенная мораль…»

Струя шампанского вырвалась из бутылки золотым фонтаном, оросив спину, рот, груди, пупок.

Анжелика: Как хорошо!

Алвин: Только одна вещь лучше этого.

Анжелика: Еще раз, мой жеребчик? Давай!

Алвин: Я еще не начал по-настоящему.

В семь вечера редакцию предупредили, что барон вернулся в город. Барселос вскочил с импровизированного ложа из листков бумаги, оставив Жанну в одиночестве, и поспешил вниз по лестнице. Вокруг баронского экипажа увивались зеваки. Голова Да Маты была освещена неверным сиянием уличных фонарей, лицо было высохшим, как у мумии. У барона разболелась грыжа, и он мечтал только о мягкой постели.

Барон так устал, что не проявил никакого интереса к лагерю Билла, приняв его за цыганский табор. «Это потом», — пробурчал он себе под нос.

Алвин открыл очередную бутылку. Хлопок пробки, смех Анжелики — и в комнате внезапно стемнело.

Алвин: А эту давай выпьем на балконе.

Анжелика: Если доберемся туда.

Алвин: Надо посмотреть на звезды.

Анжелика: Ну ладно.

Подойдя к окну, они увидели экипажи, притаившиеся в темноте. А за ними — лагерь, сверкающий красными огнями под брезентовыми навесами. Между лагерем и экипажами медленно двигалась толпа народу. Толпа остановилась у экипажей и глядела наверх — на балкон. Холодок пробежал по спине Алвина. Он захлопнул окно.

Руа Дирейта