Анатолий Тосс - Фантазии мужчины средних лет

Теперь задумался я.

– А что, если просто Ч2? И легко запомнить, и ассоциаций никаких.

– А что, мне нравится. Чисто, и даже немного загадочно. Мне очень нравится, – повторил он. – Так и зовите меня в дальнейшем, Ч2. Я буду откликаться, мне ведь преждевременно стареть тоже как-то не хочется. – Он коротко усмехнулся, я вслед за ним, показывая, что оценил шутку.

Он указал рукой на кресло, которое стояло тут же, у кофейного столика. Мы присели. Помимо кофейного, столик еще оказался конфетным, вафельным, фруктовым и вареньевым. Потому что был заставлен баночками, вазочками, розетками, чашками и блюдцами.

– Значит, вы отгораживаетесь от мира псевдонимом? – покачал головой Ч2. – Да, читал я ваш… – Он назвал один из моих романов. – Но больше всего мне понравился… – и он назвал еще один.

– Надо же, – удивился я. – У вас на такую ерунду, как мои книги, времени хватает?

– Да что вы, как вы можете, – возмутился он. – Получил огромное удовольствие. Особенно вот эта фраза мне запомнилась. «Мораль – это дистанция между желанием и исполнением этого желания». Как точно подмечено и хорошо сформулировано. Я ее даже жене не раз цитировал.

Я удивленно поднял брови. И оттого, что он действительно запомнил фразу, и оттого, что фраза была про мораль, и оттого, что он жене ее цитировал. Впрочем, я тоже считал, что фраза удачная, я всегда был горд за нее.

– Мне вообще ваш подход к действительности симпатичен, – продолжил Ч2. – Вы жизнь под другим углом рассматриваете, непривычным немного. И оставляете нас, читателей, как бы на грани реальности и нереальности. Как будто «так», в принципе, может случиться, но обычно не случается. Я бы еще что-нибудь из вашего почитал, но вы, увы, не так много пишете.

– Не конвейер же, – пожал я плечами. – Я же не уголь на-гора выдаю. Тут товар штучный, вымученный.

– И то правда, – закивал Ч2. – Писательский труд тяжелый, изматывающий. Я знаю. Даже если Пушкина взять. Ведь по откликам современников, легкий человек был, с легким искрящимся талантом. Веселый, позитивный. А тоже из депрессий не вылезал. Особенно в зрелые года. Я читал письма его жены к родственникам, в них она его психическое состояние очень подробно описывает. Точная клиника депрессии. Писать не мог, злой, раздражительный, целыми днями на диване лежал, из дома не выходил. Она жалуется, что к нему даже подойти боязно было… И это искрометный весельчак Пушкин!!! Что тогда про других говорить.

Он помолчал, я не перебивал, слушал, тема мне и самому была интересна.

– Я вот что думаю, – продолжил «Член Команды 2». – Я думаю, он не случайно под пулю шагнул. Такие вещи вообще случайно не происходят, чтобы человек добровольно на смерть шел. Надо хотеть этого, желать. Пусть подсознательно, но желать. Думаю, у него был позыв к самоубийству. Смерти он желал. Тоже типичный признак депрессии.

– Ему жена, похоже, изменяла, – проявил я эрудицию. – Точных доказательств нет, но известно, что они с Дантесом несколько раз встречались наедине. По несколько часов каждый раз. Сестра Гончаровой им эти встречи организовывала у себя дома втихомолку. Так что, наверное, все-таки изменяла. Что им было делать несколько часов в пустом доме? Вот тебе и причина для депрессии, для поиска смерти – жена изменяет. И кому? Ему, Пушкину, который все знает, все давно описал, у которого самого баб было невпроворот. А тут прилюдно рога наставляют. Тоже, надо сказать, обида… А у нас так называемые историки-литературоведы, как всегда, факты подтасовали. Конечно, свалить на какого-то несчастного французика проще всего…

Я осекся, потому что вспомнил, где сижу, а здесь, наверное, официальную точку зрения нельзя было ставить под сомнение. Никакую нельзя, даже литературную. Но Ч2, похоже, совершенно не обиделся.

– Возможно, что и с женой связано, – согласился он. А потом чуть сместил тему. – Здесь вот что интересно… Вы правильно заметили, что он все понимал… а в результате попал в ловушку, аналогичную той, которую сам же и описал. Странно, не правда ли? Вроде бы знаешь, где мины расставлены, вроде бы даже сам их расставлял, сам даже карту минного поля составил, а все равно наступил…

– Ваше наблюдение приводит к другой мысли, – подхватил я. – Похоже, что это разные вещи: одно дело – знать природу возможных ошибок. А другое дело – эти ошибки не совершать. Получается, что знание еще не гарантирует безошибочного исполнения, особенно когда дело касается личной жизни. И, увы, это к каждому из нас относится.

– Точно, – поддержал меня Ч2. – Вы просто с языка у меня сняли. Я всегда то же самое говорю. Сколько ошибок можно было бы избежать? Но мы на них не учимся. Даже самые мудрые из нас, которые все понимают. Даже они не учатся. Нашу человеческую природу сложно переделать.

Так мы сидели, попивали кофе, заедали сладостями и вели разговор на странные для этого кабинета темы. А я смотрел на него и удивлялся: ну, откуда у Ч2, наверняка занятого по горло человека, такие разнообразные интересы и широкий кругозор мысли?

Потом он снова перевел тему:

– А сейчас мы всей командой с интересом наблюдаем за вашим свежим начинанием. Мы его называем «многопольем». В шутку, как вы понимаете. В противовес «подполью» у вас – «многополье».

Он рассмеялся, я вслед за ним; этот Ч2 и вправду мне нравился все больше и больше. Тонкий, умный человек, я бы мог с ним подружиться.

– Расскажите, как вы пришли к такой идее? Я понимаю, до этого непросто додуматься, что мы, человеки земные, не на два пола делимся, как мы всегда считали… А на шестнадцать. Как вам удалось?

Я сосредоточился. Ведь если я ему начну всю правду рассказывать про параллельные миры, про трансформацию, он меня либо за сумасшедшего примет… Либо, если поверит, что еще хуже, упечет меня для последующего всестороннего изучения и исследования. На благо отчизне… Такие варианты тоже хорошо известны, даже описаны. И хотя, если пользоваться недавней аналогией, не я эти мины расставлял, подрываться на них я не собирался. Пришлось выкручиваться, придумывать с ходу:

– Все, как всегда, с литературной идеи началось, – пожал я плечами. – Новую книгу начал писать. А потом думаю: а что, если в идее есть реальный смысл? Мы с моей подругой, с Аркадией… вы знаете, она актриса…

– Замечательная притом, – вставил Ч2 и замолчал.

– Так вот, мы с ней попробовали, ну, чтобы по-другому. Я имею в виду, принципиально по-другому… Не буду сейчас в подробностях. Но в результате у нас получилось. Выяснилось, что она плеврита. Настоящая плеврита.

– Аркадия – плеврита!!! – удивился Ч2. – Надо же! – Он покачал головой и повторил: – Надо же… – Затем добавил: – И не обидно вам?

Пришло время удивляться мне:

– А почему мне должно быть обидно?