Владимир Кунин - На основании статьи…

Но Рафик сказал:

— Не надо, Гамлет Степанович. Гоните его к свиньям собачьим по возрасту и состоянию здоровья! Мало того что он вам руки и ноги целовать будет, он еще и откупиться от вас попробует. Вот здесь главное — ухо не завалить! Никаких «из рук в руки». Соломку подложить — где только можно. Я потом просчитаю наиболее приемлемую и безопасную схемку. Когда-то я это умел… А горючку — и бензин, и солярку — мы с вами сядем за бумаги и аккуратненько разбросаем по всем старым накладным и путевым листам. Там в ход пойдут и «перегрузы», и снежные заносы, и гололед, и распутица… Мало ли на что уходит перерасход топлива?! А старые двигатели на машинах, потребляющие на тридцать процентов больше номинала?

— Так ты же перебирал их все еще до… Ну, этого… Как его? Амнистии!

— А кто это знать должен, Гамлет Степанович? Вам что, лишние вопросы нужны? Поверьте, Гамлет Степанович, лично вам всякие громкие дела противопоказаны. Вы и так повсюду в большом авторитете…

Вот после этой фразы Рафика Алимханова Гамлет Степанович сильно и подозрительно задумался.

Он понимал, что этот паршивый завгар-ворюга в сравнении с ним, полковником Хачикяном, настоящим мужчиной, — просто маленькая серая мышка, стащившая со стола всего лишь одну сырную корочку. И этот его вонючий домик на берегу грязной Маркизовой лужи ни в какое сравнение не может идти…

…с трехэтажным доминой товарища полковника, утопающим в сотне мандариновых деревьев! И этот дом всеми своими парадными окнами смотрел не в загаженную каменистую серую зыбь холодного Финского залива, а в завораживающую теплую южную даль Черного моря и стоял в пятнадцати минутах езды от Сухуми…

И вообще, как можно сравнивать какую-то трехкомнатную панельную маломерку в Петрозаводске с недавно купленными большими и просторными хоромами в центре самого Еревана?!

Хотя где-то, затылочной частью мозга, товарищ полковник понимал, что воровали они с этим дураком-завгаром совершенно одинаковыми способами! Абсолютно одним и тем же образом! Вся разница была только в масштабах и сроках деяния. Это невольное сравнение его, полковника Внутренних войск, с каким-то паршивым вольнонаемным завгаром — очень унижало и оскорбляло Гамлета Степановича!

Конечно, «что позволено Юпитеру, не позволено быку». А там был даже не «бык», а тупой хитрожопый баран с ограниченными возможностями.

Но и Рифкат дело говорит. Зачем все эти лишние вопросы?

Надо, надо Алимханова наверх двигать! Недаром он недавно просил Гамлета Степановича забрать у того опустевшего вырубленного района библиотеку на свой баланс вместе с ее заведующей — этой Ниной Владимировной Озеровой.

— У нас даже на «строгаче» библиотека была, — сказал Рифкат. — А здесь, на общем режиме, сам бог велел… Вам, Гамлет Степанович, нужно, чтобы ваш же замполит на вас стучал в Политуправление ГУИНа?

— Не нужно, — покорно согласился Хачикян.

— Библиотеку надо брать, — твердо сказал Рафик. — И обязательно отразить это в отчете о политико-моральной и массово-воспитательной профилактической работе как с заключенными, так и с личным составом! Включая туда и вольнонаемный контингент…

«Странная штука! — думал Хачикян. — Вокруг тысяча сто заключенных, две с половиной сотни личного состава подчиненных… В год — три-четыре проверочные комиссии из центра, и все вокруг какую-то свою херню молотят… И мне на них на всех насрать со сторожевой вышки! А вот сидит рядом со мной вот такой Рафик… В смысле — Рифкат. Мой водила! И я его слушаю, развесив уши. И верю ему, мать его за ногу! Верю».

— И библиотеку эту ты мыслишь непременно вместе с ее заведующей. С этой Ниночкой?.. — усмехнулся полковник Хачикян.

— Непременно.

«То-то он перестал по блядям шастать! — подумал Гамлет Степанович. — Теперь, в какую бы организацию мы с ним ни приехали — все секретарши на него обижаются… А это — первый признак новой принципиальной верности настоящего мужчины только одной женщине…»

Управились за неделю. Ворюгу-завгара только и видели!

«Горючку» по старым документам разбросали с ювелирной точностью.

«Сармак» — пять штук чистой «капусты» были получены так, чтобы комар носа не подточил. Четыре — полковнику, одну — Рафику. От полковника. На будущую свадьбу.

Освободившуюся двухкомнатную квартиру отдали новому начальнику всей самодвижущейся техники колонии — «вольняшке» Рифкату Шаяхметовичу Алимханову.

Рафик собственноручно отремонтировал квартирку, а Гамлет Степанович приказал ОВС — Отделу вещевого снабжения — обставить квартиру только новой мебелью.

Люди, понимаешь, жизнь с нуля начинают, можно сказать! С любви…

Шофера для полковника Хачикяна отбирал сам Рифкат Шаяхметович. По личным делам осужденных за преступления на транспорте. И нашел!

Водитель московского Четвертого таксомоторного парка шофер первого класса, стаж работы на автотранспорте — тридцать один год, Ефим Миронович Погребец выезжал с пассажирами от Киевского вокзала по зеленомусигналу светофора на Дорогомиловскую набережную и столкнулся с пролетавшим по красномусигналу светофора правительственным кортежем из нескольких кремлевских длинных черных машин и многозначительно подмигивающих разноцветными глазками милицейских автомобилей.

Бронированный кортеж руководителей партии и правительства даже не остановился. Только взахлеб сиренами затявкали, будто стая охотничьих псов, и матом обложили через громкоговорители. Хорошо еще, что пальбу не открыли!

А Ефим Миронович вместе со всеми своими пассажирами оказался в ЦИТО — Центральном институте травматологии и ортопедии.

Один пассажир умер, так и не придя в сознание. Его жена с ребенком как-то, слава богу, выкарабкались, а Ефим Миронович через три недели вышел на костылях из ЦИТО и послушно прихромал в народный суд Киевского района столицы. Где и выяснил, что он, оказывается, уже осужден сроком на четыре года лишения свободы в колонии общего режима…

— Доктор! Доктор!!! Ну сделайте же что-нибудь! Он не двигается! Он внезапно замолчал и… Он умер?..

— Он спит, герр Теплов.

— Этого не может быть! Он только что со мной разговаривал. Он не дышит…

— Дышит. Он очень устал и внезапно заснул. В этом обезболивающем много снотворного. Не волнуйтесь, спите. Не стоит разговаривать ночью. Вот он и глаза открыл. Как вы себя чувствуете, герр Коган?

— Что он спросил, Кирилл? Тебе плохо? Да, Кира?..

— Нет. Со мной все в порядке. Я думал… Мне показалось… Простите, доктор. Я очень испугался.

Русские слова расталкивали немецкие, путались, переплетались, разрушали фразу, делали ее бессмысленной…