Владимир Ионов - Долгая дорога к храму (рассказы)

Экзамены закончены. Протискиваемся к «Доске объявлений». У меня — 19 баллов, зачислен. Шамиля при его 12 баллах в списке зачисленных нет.

— Ладно! — говорит он, теряя белозубую улыбку, и идёт в деканат. — Назовите мне татарских философов, — просит декана.

— Вот так, сразу? — теряется декан, штаны просидевший на современной западноевропейской философии. — А в чём, собственно, дело? Вы кто?

— Я — ефрейтор Советской Армии, татарин по национальности, досрочно демобилизованный для поступления на философский факультет. Не вижу себя в списках зачисленных, хотя кого ни спрошу, не могут назвать ни одного татарского философа…

— Сколько баллов у вас в итоге, уважаемый? — спрашивает декан, морщась от неожиданно свалившегося на его профессорские мозги разговора. «А в самом деле, кто у них там был из мыслителей? — думает декан. — Не назвать же Ульянова-Ленина на том основании, что учился в Казанском университете… И чего это я спрашиваю его о баллах, если сам не могу ответить на простой вопрос? Кто же там был, чёрт бы их побрал?» — Вы вот что… Я понимаю, армия не место для необходимого освежения знаний, и баллов у вас не хватает по объективной причине. Комиссия, конечно, должна была учесть обстоятельства… Но приказ о зачислении подписан, и я могу лишь… А знаете что!? — осеняет профессора. — Вот если бы вы принесли нам письмо из какой-нибудь авторитетной организации с просьбой внимательно… Ну и так далее… Мы бы могли пойти навстречу.

Взглянув в потрескавшийся потолок кабинета, почесав затылок, Шамиль выдаёт вопрос:

— Из ЦК письма хватит?

— Хватит, хватит! — машет руками профессор. — Жду! Только не задерживайтесь, пожалуйста!

Шамиль не сказал, а декан не спросил, о каком ЦК идёт речь. А ведь их — цэка этих — у нас в те годы, когда в армии служили три, а во флоте и все четыре года, было не одно и не два… И идёт Шамиль в ЦК ВЛКСМ к земляку из Зеленодольска. Когда-то они росли на одной улице, а теперь земляк — видный деятель боевого отряда советской молодёжи. Посидели, зеленодольских девах вспомнили, и Шамиль задаёт тот же вопрос, что и декану:

— Назови мне хотя бы одного татарского философа…

— Мусса Джалиль! А тебе чего? Вторым хочешь стать?

— Хочу. Но нужна рекомендация от авторитетной организации.

— Давай звякну Наилю в Казань, пусть пришлёт.

— Мне сегодня надо, — говорит Шамиль.

И земляк диктует стенографистке: «… При зачислении для обучения на первом курсе философского факультета МГУ (заочное отделение) Центральный Комитет ВЛКСМ просит внимательно рассмотреть с учётом предусмотренных льгот личное дело абитуриента…»

— Вот! — подаёт Шамиль через пару часов письмо декану.

Декан смотрит на фирменный конверт ЦК ВЛКСМ и протягивает Шамилю руку:

— Поздравляю вас с новым учебным годом!

Было это в 1962 году.

Приезжая два раза в год на сессию, заочники становились подселенцами. Их расталкивали по комнатам общежитий независимо от того, уехали их хозяева на каникулы или нет. А ведь далеко не все студенты рвались по домам сразу после того, как захлопнут «зачётку» до следующей сессии. Кого-то держали в Москве «хвосты», кого-то не отпускали с работы… И заочникам ставили в их комнатах раскладушки. Понятно, неудобно ни хозяевам, ни подселенцам, потому что только аспиранты жили в комнатах по одному, а студенты — по двое. В комнате и так не разбежишься, а тут ещё — раскладушка… А потом, дело-то молодоё!.. И чтобы никто не мешал, студенты чаще всего знакомились комната с комнатой ну, и сами понимаете, как при этом разбирались пары на ночь… А тут — третий лишний!

И ещё неудобство: тебе к экзамену нужно готовиться, а к хозяину приятели пришли. И, думаете, они тебя понимают? Помолчат минутку после твоего выразительного взгляда, и снова пошли трепаться! В лучшем случае скажут: «Шёл бы ты в читалку!», а то и так: «Мы тебя звали сюда?» И — бу-бу-бу!

У Шамиля на этот случай был хороший такой эспандер на четыре тугих шнура. Загалдят ребята, он молча вытащит эспандер и подаст любому: «Ну-ка, сколько раз разведёшь руками?» Пацаны молодые, хватают показать силушку. А её, оказывается, всего на одну-две разтяжки. Шамиль отбирает эспандер, и с улыбочкой своей жемчужной — оп, оп, оп — и двадцать раз размахивает руки в стороны.

— Сосчитали? — спросит.

— Здорово!..

— Ну? И всё поняли?

— Извини, старина! — И на выход.

Это бывало, когда подселяли в высотку на Ленгорах. А однажды случилось, что нас отправили в пятиэтажки на Вернадского, где жили в основном первокурсники. Там комнаты у студентов просторнее, но и их по четверо в каждой. А что такое первокурсник МГУ? Это пацан в 16–17 лет, из благополучной семьи, белоручка, которому мама, извиняюсь, ширинку застёгивала едва ли не до десятого класса. И вот четверо таких недорослей живут в одной комнате. Ни один из них веник никогда в руке не держал, не то, что тряпку. Хотя курить уже умеют и портвешком побаловаться, опять же, не дураки. Представляете, во что может превратиться комната за полгода беспризорного проживания четверых безруких интеллектуалов? Нет, санитарные комиссии от совета общежития, конечно, ходят и в комнаты стучатся. Но что такое помолчать пяток минут, пока девчонки стоят за дверью?

В общем, по заляпанному всем, чем угодно полу бегают тараканы, под лоскутьями обоев копошатся клопы, на столе по четырём его сторонам стоят чемоданы, на которых между грязных тарелок лежат учебники. А всё пространство между чемоданами почти доверху наполнено окурками и огрызками. Как сказал бы одесский опер Гоцман, — «картина маслом!»

Вот в такую комнату на летнюю экзаменационную сессию и предложили подселиться бывшему помкомвзвода, а ныне замзавотделом Зеленодольского горкома ВЛКСМ, студенту второго курса заочного отделения философского факультета Шамилю.

Он остановился на пороге, оставив раскладушку и чемодан в коридоре, оглядел место будущего прибежища, спросил у стоящей среди комнаты бледной сперахеты:

— Один? А где остальные? Разъехались?

— На кухне они, — ответила сперахета баском.

— Зови. И прихвати там где-нибудь совок.

Пришли ещё трое. Двое — вполне первокурсники: рослые, со следами давленых прыщей на лицах. Третий — совсем пацан, вундеркинд, значит. Принесли и совок, с удовольствием подали его Шамилю, мол, дураков работа любит!

Шамиль зачерпнул между чемоданами полный совок окурков, высыпал их на ближнюю взбаламученную кровать, стал набирать второй.

— Э! Дядя! — заорали аборигены. — Нас ведь почти четверо! Себе яму копаешь в окурках?

Шамиль, не торопясь, сходил в коридор, достал эспандер, бросил студентам: потренируйтесь сначала. Те поймали эспандер, попробовали растянуть сначала по одному, потом по двое. Вундеркинда прямо бросило на бледного.