Монго Бети - Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью

— Я не могу так долго ждать, Кресченция. Подумай, ведь сегодня только среда.

— А куда торопиться? Кто тебя ждет в деревне? У тебя что, ребятишки плачут? Большая месса начинается в половине девятого и кончается около одиннадцати часов. Ты не подходи ко мне раньше, чем большинство присутствующих покинут миссию.

А не то моему мужу сразу же донесут, что я встречалась с мужчиной, и тогда не миновать беды. По той же причине вам лучше поселиться на другом конце деревни, мой отец или кто-нибудь из братьев помогут вам в этом. Не бойтесь, у вас ни в чем не будет недостатка.

И в самом деле недостатка у них ни в чем не было. Таков обычай этого края: приезжих кормили тут до отвала, хотя предложить могли лишь самую простую пищу. В просторном печальном и холодном доме каждому из них отвели отдельную комнату с большой деревянной кроватью, а к концу вечера появилась и Кресченция, которая принесла несколько бутылок пива — единственный напиток, который разрешено было продавать после провозглашения независимости. Она была недовольна, увидев при слабом свете лампы, что Эссола и его двоюродный брат улеглись вдвоем на одной кровати.

— Вот олухи! Улеглись в одну кровать! — воскликнула она, вывернув фитиль лампы и прибавив света.

— Нам с братишкой столько всего надо сказать друг другу, — радостно откликнулся Амугу. Казалось, он ничуть не удивился появлению молодой женщины.

— Ну вот что, — повелительным тоном заявила Кресченция, — кончайте-ка свою болтовню, и каждый в свою комнату! Не стыдно вам?

— Ладно, ладно, — сказал Амугу, стараясь сохранить достоинство. — Ты права, Кресченция, я ухожу.

В этот момент в дом вошла другая молодая женщина. Не постучав, она открыла дверь в комнату, где находились оба мужчины и их гостья.

— А, ты здесь! — обратилась она к Кресченции.

— Поздоровайся с нашими гостями, — приказала ей Кресченция. — Ты же знаешь, кто это.

Женщина с равнодушной покорностью выполнила ее приказание. Затем Кресченция взяла у нее два стакана, передав ей половину бутылок с пивом, и, обращаясь к своей подруге и Амугу, сказала, к величайшему изумлению Эссолы:

— Осторожнее! Не ошибитесь комнатой, а то разбудите старого человека. Ваша как раз напротив.

Когда они остались одни, она спросила Эссолу:

— Почему ты на меня так смотришь? Неужели ты никогда не видел вблизи женщину? Именно таким я тебя и представляла себе. Подумать только, за все это время ты ни разу не навестил свою сестру, а ведь она просто молилась на тебя. Никого, кроме брата, для нее не существовало, только он один — такой, видите ли, необыкновенный человек, что ни разу не удосужился вспомнить о простых смертных.

— Перпетуя была похожа на тебя?

— Как это «похожа»?

— Ну, например, такая же высокая? В общем, какая она была, опиши мне ее.

— Постой, постой, мой бедный друг, скажи-ка мне, когда ты видел ее в последний раз, твою ненаглядную сестренку?

— Представь себе, я никак не могу этого вспомнить. Ей было тогда лет одиннадцать, во всяком случае никак не больше двенадцати, она была совсем ребенком. Я даже не помню ее лица, я ведь ни разу не рассмотрел ее хорошенько, да и вообще я в то время почти не видел ее. Мысли у меня тогда были заняты другим. Если бы я знал, что она так рано умрет! Людям всегда кажется, что они еще успеют наглядеться на своих близких. Вот потому-то они и откладывают это удовольствие на завтра, а потом локти себе кусают.

— Да, мой милый, это была высокая и очень красивая девушка, намного красивее меня. Бедная Перпетуя! И от чего только зависит жизнь несчастной женщины!

Прежде чем задуть лампу, она сочла нужным раздеться.

На другой день Эссола навестил родителей бывшего главного комиссара Ойоло.

В воскресенье Кресченция приложила все старания к тому, чтобы они начали осмотр миссии лишь после того, как все прихожане ушли; дома, побеленные известью, ослепительно сияли под палящими лучами солнца. Время от времени молодых людей нагонял какой-нибудь разнаряженный местный житель, но, не удостоив их взглядом, проходил мимо.

Они остались одни, Амугу оказался более чутким, чем можно было предположить, — он понял, что его присутствие будет им в тягость.

Вскоре на колокольне пробило полдень, и даже самые ревностные служители миссии вспомнили, очевидно, что человек живет не только пищей духовной, — молодые люди никого больше не видели и ничего не слышали, кроме стука посуды, доносившегося из домов.

Бывший диспансер — низкое, длинное здание с кирпичными стенами и черепичной крышей — находился во дворе, заросшем травой.

— Подойдем поближе, — шепнула Кресченция, указывая на правое крыло здания, где сквозь открытые окна виднелась тесная комнатушка, в которой стояли стол и скамья. — Сюда приходила Перпетуя, она любила наблюдать, как доктор Делестран принимает матерей с их новорожденными. Подумать только, здесь все осталось, как было! Вообще-то все девочки старшего возраста обязаны были являться сюда и помогать мадемуазель Делестран, но Перпетуя часто заменяла подруг, помню, она как-то в течение всей недели являлась сюда каждый день.

— А доктор не замечала этого?

— Не знаю. Этих людей разве поймешь… Как будто ты сам их не знаешь! Это была женщина средних лет, но уже седая. Нас она словно не замечала. Ни единым словечком, бывало, с нами не обмолвится. Но Перпетуя восхищалась ею точно так же, как обожала тебя. И как нарочно, мадемуазель Делестран уехала вскоре после Перпетуи. Да и я тоже.

— А кто заменил ее?

— Доктора Делестран? По-моему, никто.

— Значит, диспансера больше не существует?

— Да, диспансера больше нет. Забавно, что ты об этом спрашиваешь. Вы очень похожи, ты и твоя сестра. Перпетуя смотрела на все так же, как и ты. Она, например, говорила: «А кто заменит мадемуазель Делестран? Нельзя забывать, что все тубабы возвращаются в конце концов к себе на родину. Так кто же ее заменит, если никто больше не приедет сюда?» И знаешь, кого Перпетуя имела в виду, когда говорила так?

— Нет.

— Ну конечно же, себя. Ты знаешь, она всерьез в это верила. Она и в самом деле могла бы приносить здесь пользу.

— Не думаю. Чтобы стать доктором, надо долго учиться.

Отпустив его руку, Кресченция обняла его за талию. Они долго стояли так, и Эссола все смотрел и смотрел на этот диспансер. Перпетуя не только приходила сюда работать, она мечтала здесь о будущем, о том, как по-новому устроить жизнь, здесь звучал ее голос.

Потом Кресченция показала ему школу для девочек, классы которой, как и в прежние времена, не запирались, да это и понятно — ведь все их имущество состояло из черной доски, установленной на грубой подставке, кое-как сколоченных длинных, высоких столов, занимающих чуть ли не половину класса, и таких же длинных скамей. Широкие проемы в стенах заменяли окна, щедро освещая классы. Кресченция показала ему место, где сидела Перпетуя — в самой середине класса. Сначала они сидели рядом, но вскоре их рассадили. Все уроки в каждом подразделении вел один учитель-африканец, за исключением шитья, вязания, вышивания и кулинарии — эти предметы находились в ведении сестры Эрнестины из монастыря Гроба господня.