Джим Додж - Не сбавляй оборотов. Не гаси огней

Возвращаясь, память меня не пощадила. Я проснулся наутро, весь трясясь, с замирающим от ужаса сердцем, как будто меня от души стегнули кнутом. «Телефон! — пронеслось у меня в мозгу. — На тумбочке. Справа». Я увидел его. Желто-зеленый пластмассовый аппарат, похожий на кукурузный початок. «Не надо!» — крикнул я, но он все равно зазвонил опять. Я потянулся к трубке, но тут же замер — в голове у меня раздался тревожный сигнал: «Кто может знать, что я здесь?» Мощный прилив адреналина привел мозговые шарики и ролики в движение; они слегка пробуксовывали, но все-таки вертелись. Телефон продолжал трезвонить. «Никто не знает, что я тут, где бы это „тут“ ни находилось». Еще один звонок. Может, меня тоже вызывают боги? И еще один. Кто бы ни изобрел эту так называемую телефонную «трель», он заслуживает того, чтобы ему просверлили черепушку тупым сверлом и сделали из нее решето. Я схватил трубку, поднес ее к уху, но ничего не сказал.

— Доброе утро! — послышалась заезженная запись звонкого и бодрого женского голоса. — Мы позвонили вам, чтобы разбудить, как вы и просили. — Не помню, чтобы я просил о таком, но, с другой стороны, я вообще мало что помню. Я расслабился, а голос тем временем продолжал: — Спасибо, что остановились у нас в мотеле «Веселый зеленый великан». Если вы проголодались, советуем заглянуть в «Блинный рай», удобно расположенный по соседству с мотелем. И, пожалуйста, имейте в виду, что длительное расстройство пищеварения или наличие крови в вашем стуле могут оказаться первыми симптомами рака прямой кишки. Если у вас появятся подобные симптомы, немедленно проконсультируйтесь у врача. Были рады вам помочь. Надеемся, что вам у нас понравилось. Если вы уезжаете уже сегодня, желаем вам безопасного и приятного путешествия. Заглядывайте к нам на обратном пути!

Рак прямой кишки? Кровь? Стул? Мой разум отказывался это воспринимать. Я все еще прижимал трубку к уху.

— Доброе утро! — начала она по новой, и я внимательно прослушал кусок про симптомы рака прямой кишки, а потом решительно повесил трубку. В комнате воняло застарелой сыростью. Меня бросало то в жар, то в холод. Постель выглядела так, будто я всю ночь кувыркался со стаей русалок. Я вдруг словно одеревенел и впал в полубессознательное состояние. Мышцы подергивались и сокращались сами собой. Мне было нехорошо. А если уж говорить откровенно, я чувствовал себя дряхлой развалиной. Перед внутренним взором вертелось только одно: нужно принять дюжину таблеток спида, причем как можно скорее, пока я не превратился в бессмысленный комок водорослей.

А таблетки у меня… где? В бутыли. Бутыль с наркотой. Она где-то хранится. Точно, под сиденьем в тачке. В тачке? А где тачка? Где я ее припарковал? Ключи? Штаны? Страстно желать наркотика и одновременно думать очень сложно, особенно если у тебя еще и провалы в памяти.

Если ты полагаешь, что я так и выскочил из номера с голым задом, сжимая в потной ладони ключи, и забегал по парковке в поисках чего-то огромного, белого, с выступающими сзади «плавниками», в которые встроены сдвоенные фары, то ошибаешься. Ты забыл о моей цели — впрочем, я и сам-то вспомнил о ней только в самый последний момент, ведь прежде мои мысли были заняты переутомлением, амнезией, наркотическим отходняком, дорожными передрягами и раком прямой кишки в побудочном звонке. Это был последний день моего путешествия, мне предстояло довести миссию до конца, а я чуть было не упустил это из виду.

— Ты жалкий кусок дерьма, — сказал я себе вслух. — Носишься со всякой ерундой, когда есть такие важные вещи, как любовь, музыка и душа. Но для начала все-таки надо раздобыть «колеса». Так не стой столбом, изводясь мыслями о возвышенном. Не надо смешивать одно с другим…

И я вообще не стал смешивать и выбрал воздержание. Хотя душа лежала совсем к другому — к тому, чтобы зарядиться целой пригоршней наркоты. Однако во мне возобладала моя лучшая половина — спустившийся с небес на белом скакуне святой Георгий — и я счел за лучшее ему подчиниться.

Следуя его указаниям, я отправился в ванную. Воду в ванне я так и не спустил, она давно остыла, и на ней виднелись грязные маслянистые разводы. Но по сравнению с унитазом она казалась волшебным озером с цветущими кувшинками. Ночью меня рвало, и воду в толчке я тоже по понятным причинам (и к величайшему моему сожалению) спустить забыл. «Посмотрись в зеркало, да повнимательнее», — скомандовал святой Георгий. Я повиновался. Что ж, зрелище малоприятное, хотя и получше содержимого унитаза. Но глаза были такими красными, что если бы вся эта кровь перекочевала в стул, то я бы сейчас лихорадочно листал «Желтые страницы» в поисках телефона проктолога.

«Вот до чего ты докатился, — поддел меня святой Георгий. — Однако еще не поздно измениться и провести остаток жизни иначе. Ты не обязан умирать в мокрых от мочи трусах в каком-нибудь обшарпанном мотеле, воняющем хлоркой, сжимая в руках разбитые мечты, как призрачную любовницу, до которой нельзя дотронуться, как ни пытайся. Эта ванная — точное отражение твоей души. Так наведи порядок!»

Я драил ванную, пока она не засверкала, а потом взялся за себя. Сперва горячий душ, потом холодный. Затем я побрился и надел чистую смену белья. Моя спортивная сумка и бритвенные принадлежности обнаружились в ванной, значит, накануне я все-таки худо-бедно пытался о себе позаботиться. Хоть я и бодрился, эта черная дыра в памяти здорово меня беспокоила. Последнее отчетливое воспоминание было о том, как Лью Керр продавал мне мою собственную душу. Я надеялся, что новообретенная душа еще не успела прийти в столь же убогое состояние, как и мое тело.

«Любишь кататься, люби и саночки возить, — наставительно произнес святой Георгий. Его великолепный белоснежный конь гарцевал, готовый в любой момент сорваться с места. — Поешь, а потом за дело».

Стоит только заняться самобичеванием, как сразу хочется всыпать по первое число и кое-кому из окружающих, чтобы не страдать в одиночку. Поэтому я не стал оставлять ключи в номере, а решил отнести их в администрацию, надеясь застать там вчерашнего болезненного юнца и сказать пару ласковых — ему бы тоже не помешало разогнать кровь. Но, к моему разочарованию, там сидела веснушчатая девушка лет двадцати пяти. В любой другой день я бы ей обрадовался, а вот сегодня расстроился — у меня не поворачивался язык сорвать на ней зло. Она была симпатичная, круглолицая с милым носиком и ясными карими глазами, только слегка переборщила с макияжем — та самая дочка фермера, которую коммивояжеры видят в самых похотливых снах. Я был обезоружен ее приятным, пышущим здоровьем обликом и уже было решил пощадить ее, но тут она приветственно прочирикала:

— Доброе утро, доктор Гасс! — тот самый бойкий голосок из телефонной трубки.