Су Тун - Рис

– Но зачем? Почему здесь нельзя?

– Ты пойми, у нас в доме больной. Её кровь... она может меня погубить, – безучастно промолвил У Луни, заметив сомненье в глазах у Чай Ш эн’а, добавил:

– Обычай такой есть в селении Кленов и Ив. Раньше я в это тоже не верил, но ныне другое. Теперь я всего опасаюсь. Я попусту жизнь не хочу потерять.

– Презабавно, – Чай Ш эн помолчал, и, набравшись отваги, хихикнул У Л ун’у в лицо. – Ты всю жизнь свою был смельчаком, а теперь даже бабы брюхатой боишься.

Чай Ш эн быстро вышел во двор, но вдруг, вспомнив о чем-то, растерянно поворотился к отцу:

– Но ведь нрав у нее... Ты же знаешь. А вдруг не захочет?

– Тогда я найму кузнецов, чтоб ее отнесли.

В этот раз, вопреки опасеньям Чай Ш эн’а, Най Ф ан не противилась воле семьи:

– Да уж лучше в родительский дом. Твоя мать разве сможет за мной с должным рвеньем ухаживать? Мне моя мать говорила, основа всему – первый месяц: его кое-как отсидишь, жди тогда и болезни любой, и любого несчастья.

Воспользовавшись подходящим моментом, Най Ф ан стала требовать денег:

– Родителей я задарма объедать не намерена. Раз в животе у меня семя вашей семьи – вам расходы нести.

Прижимая ко лбу – боль по-прежнему не отпускала её – листья перечной мяты, Ци Юнь, как ни мерзок ей был этот наглый шантаж, всё ж достала из ящика мелочь.

– С грошами домой заявлюсь? – Най Фан косо взглянула на горсть медяков, сжатых в сохлой ладони Ци Юнь, и презрительно хмыкнула:

– Вам, я гляжу, на позор наплевать. А вот я опасаюсь, что мать моя будет смеяться.

Ци Юнь, поразмыслив, порылась в шкафу и достала зеленый браслет:

– Можешь в лавку его заложить. Без изъянов почти: сотню стоит, – Ци Юнь неосознанно гладила пальцем оставшиеся от пожара следы. – Это ценность семейная. Зло отгоняет.

Най Ф ан взяла деньги, проворно надела браслет на запястье и вскинула руку, взглянув с восхищением на безделушку:

– Пожалуй, оставлю себе. Для защиты от зла.

Провожая супругу в родительский дом, Чай Шэн хоть и заметил браслет на запястье Най Ф ан, но значенья ему не прид ал: Чай Шэн не разбирался в подобных вещах. Рядом с лавкою гробовщика – навещающий тестя Чай Ш эн каждый раз проходил мимо строя гробов у крыльца, ощущая себя посетителем кладбища – располагались казармы японцев. Около роты солдат с громким криком чеканили шаг на плацу, огороженном сеткой из проволоки.

– Ой, какие забавные! – свесившись набок из крытой повозки, Най Ф ан оглядела солдат. – Бороденки длиннющие, ножки короткие...

– Только послушай, – она потянула Чай Ш эн’а за локоть. – Какое-то «б ава каб ава» кричат. Так потешно!

– Насадят на штык тебя, будет потеха.

– Япошки мне нравятся. Я не люблю притесняющих люд черных псов [40] Черные псы – полицейские подразделения марионеточного прояпонского правительства. , да и желтые псы из деревни мне тоже противны. Японцы другое, – Най Ф ан, скаля зубы, взглянула Чай Ш эн’у в глаза.

Пусть жена и несла чепуху, но Чай Ш эн не хотел ей перечить. У баб от рождения слабый, болезненный ум. Вот и лезет им в голову всякая дрянь. Удивляться здесь нечему.

После полудня два пьяных японских юнца, растолкав часовых, продрал ись из казармы на улицу. В их одурманенных хмелем пустых головах, вызревал дикий план. Оступаясь, икая, раскачиваясь, два солдата решили устроить особое соревнованье – кто больше убьет человек.

Первою жертвою стал продававший арбузы лоточник. Завидев японцев, он вышел навстречу с разрезанным красным арбузом в руках.

– Благородия! Вас мучит жажда? – лоточник с улыбкой под ал им арбуз. – Вот попробуйте. Сладкий, и сочный, и с тонкою кожей. Коль вкус не понравится, денег не надо...

Увидев кривые ухмылки на лицах, учуяв дух пойла, услышав взрыв дикого смеха, он, бросив арбуз, попытался бежать, но один из японцев, что был попроворней, воткнул штык лоточнику в спину. Под крики и вопли толпившихся возле лотка покупателей гордый победой японец извлек из обмякшего тела измазанный кровью сверкающий штык и, открыв счет убитым, задрал палец верх, покачав перед носом соперника:

– Ичи! [41] Ичи – один (яп.).

Метя штыками во встречных, солдаты с винтовками наперевес мчались по наполнявшейся горьким беспомощным плачем и дикими криками улице. Меж двух гробов, на крылечке богато отделанной лавки японцы приметили нерасторопную, еле живую от страха брюхатую бабу. Смекнув, что зараз можно будет прикончить двоих человек, два солдаты в пылу состязанья стремглав поднял ись по высоким ступенькам крыльца и почти одновр еменно, с радостным воплем вспороли раздутую плоть.

К ночи весть о резне докатилась до улицы Каменщиков. Взяв у старшего сына страницу вечерней газеты, У Л ун стал разглядывать изображения жертв. На одной фотографии в луже запекшейся крови лежала какая-то тетка. Её бледноватый, вполне зрелый плод вполовину торчал из распоротого снизу-вверх живота. Оглядев задний план фотоснимка, У Л ун различил очертания прямоугольных предметов. Неужто гробы? Он поплелся к жене, колдовавшей на кухне над супом из лотоса и красных ягод жужубы:

– А ну-ка, взгляни.

– Тебе нравиться, ты и смотри, – отшатнулась Ци Юнь. – Не терплю мертвецов. Мне от вида их тошно.

– А я говорю, посмотри! – У Лун мрачно таращился на неразборчивое, как в тумане, лицо мертвой бабы. – Вдруг это Най Ф ан.

Ци Юнь глянула на фотоснимок и вдруг побледнела.

– О, Небо! – заметив браслет на запястье убитой, Ци Юнь, тыча пальцем в его силуэт, затряслась мелкой дрожью. – Най Ф ан! В ней же плод рода Фэн. А они погубили его?!

Через день Чай Шэн вёз на тележках домой два окрашенных черною краскою гроба: большой, в нем лежали останки супруги, и маленький – с крошечным тельцем так и не увидевшего белый свет малыша. Мать Най Ф ан, усмотревшая в гибели дочери плод злонамеренных козней торгующей рисом семьи, отославшей брюхатую внуком невестку на верную гибель, не только заставила зятя отправить покойных в лабаз, но и требовала, дабы он горевал три положенных дня возле тел своих близких. Чай Ш эн не перечил. С заплаканным, темным от горя лицом он шагал за двумя домовинами по неестественно шумным – на каждом углу громко спорили, сколь ж народу убили два пьяных японца – наполненным стайками обеспокоенных новым несчастьем людей переулкам. С мучительным гнетом на сердце Чай Ш эн вспоминал их с Най Ф ан краткосрочную, полную ссор и скандалов семейную жизнь. Вспомнил, как с торжествующим тоном жена предсказала пол первенца. Вспомнил, как сам ядовито шутил, что её де насадят на штык. Чай Шэн горько качал головой. Он уверился, слово несет в себе яд, у него есть душа, и порой злая шутка действительно может стать явью.