Сара Миллер - Я знаю все твои мысли

Молли дергает его за ошейник, больно сжимая кадык.

— Извини, — говорит она, — но я ужасно хочу знать, что означают костюмы Каллена и Николаса.

Николас замирает, как статуя, а Каллен тем временем выделывает вокруг него пируэты. Потом они меняются ролями. Каллен прыгает смешно и неуклюже, а Николас проворен, хотя и зажат между двумя кусками фанеры.

Внезапно это зрелище загораживает огромный черный капюшон: на Гида хмуро уставилась миссис Геллер. Теперь, когда она подошла поближе, Гид замечает, что на лице у нее бутафорская бородавка, отчего ее хмурая физиономия кажется еще страшнее.

— Что это у него на шее? — спрашивает она Молли. Гид старается дышать через нос, чтобы миссис Геллер не учуяла запах спиртного, и молча посылает Молли отчаянные сигналы, чтобы она делала то же самое.

— Не думаю, что работорговля — подходящий предмет для шуток, — заявляет миссис Геллер. Фу, какая же страшная бородавка, пусть даже и не настоящая! Ее как будто вылепили из пластилина, а потом покрасили.

— Он мой законтрактованный сервент, — объясняет Молли тем же тоном, каким раньше объясняла это Гиду. — Сервенты не были рабами. Они приехали в Америку на…

Миссис Геллер откашливается.

— Я знаю, кто такие сервенты, мисс Макгарри. Но я поговорила с другими наставниками, и мы пришли к выводу, что ваши костюмы несут в себе мощный подтекст, который мы не желаем пропагандировать. Пожалуйста, вернитесь в свои комнаты и переоденьтесь.

Молли вскакивает и оказывается лицом к лицу с миссис Геллер.

— Тут человек двадцать вырядились шлюхами, а вы выгоняете нас? Я не пропагандирую службу по контракту, а изображаю ее! Это большая разница. Господи, в этой школе одни дауны!

У Гида возникает такое чувство, что именно эти слова навлекут на них большие неприятности.

И верно, миссис Геллер бледнеет, как привидение.

— У моего сына синдром Дауна, — говорит она.

Несколько минут спустя Молли и Гид плетутся по школьному двору.

— Мы уходим, — шепчет Гид и берет ее под локоть, надеясь таким образом придать устойчивость им обоим.

Эта школа… — пыхтит Молли. Ее лицо раскраснелось, глаза расфокусированы. — Какое странное сочетание наивного идиотизма и жуткой чопорности! Представь только, Эди пишет дневник Бетси Росс в качестве домашнего задания! И эта история с костюмами — то же самое.

Действительно, обе истории одинаково глупы. Молли продолжает идти, но у памятника Джону Мидвейлу останавливается. И начинает снимать шерстяное платье. Она пытается стянуть его через голову, но ничего не выходит. Тогда она садится на мраморный уступ и принимается отчаянно дергать за платье руками.

— Эй, эй! — Гид изумлен и взволнован. Но потом он видит, что внизу надето второе платье, из легкого хлопка. — Ух ты, — говорит он, — на тебе два платья!

Молли вопросительно смотрит на него.

— Это не платье, а комбинашка. Он не понимает.

— Комбинашка! Никогда не слышал, как говорят: «У тебя торчит комбинашка?»

— О да, слышал, — отвечает Гид. — Только никогда не знал, что это означает.

Молли кладет руки на бедра, все еще облаченные в кринолин семнадцатого века, и качает головой.

— Ты такой бестолковый, просто диву даюсь, — бормочет она. — Это не поддается никакому логическому объяснению!

Есть что-то очень милое в ее словах. Как будто она хочет сказать, что он нравится ей именно поэтому, а не вопреки. Он раскрывает рот и тут же захлопывает его.

Молли машет рукой перед его лицом.

— Алло! — кричит она. — О чем думаешь?

Она прищуривается и думает о том, какой же он чудак. По крайней мере, так кажется Гиду. Я же девчонка и знаю, что она чувствует себя неловко и не может придумать ничего лучше, поэтому и прищуривает глаза.

— Ладно, — наконец говорит она, — пора мне и моему дурацкому платью обратно в общагу. На мраморе сидеть холодно. — Она набрасывает платье на плечи, как спортсмен полотенце, и пятится назад.

Гид должен придумать способ продолжить вечер. Но кроме «выпьем напоследок», «пойдем к тебе» и «прогуляемся по парку», ничего не приходит в голову.

Гидеон решает воспользоваться единственной идеей, оставшейся у него в запасе. Единственным оружием в арсенале.

— Молли, — говорит он, — ты правда хочешь знать, что означают костюмы Каллена и Николаса?

— Конечно, хочу, — отвечает она. — Я же не просто так дергала тебя за ошейник!

Гидеона обуревают сомнения. Прежде откровенность с девчонками всегда ему помогала. Именно благодаря этому он понравился Пилар, и когда встретился с ней впервые, и потом, у Фионы. Именно благодаря этому он понравился мне, хотя пока об этом не догадывается. Но Каллен и Николас используют для соблазнения совсем другие методы. Они ведут себя холодно и отстраненно. Однако в случае с Гидом этот прием не сработает по той простой причине, что он не сногсшибательный красавчик.

И он хочет довериться ей не только потому, что у него такое настроение. Есть еще чувство вины. Молли стала предметом обсуждений не слишком приятного толка. Он у нее в долгу и тоже должен рассказать о себе что-нибудь не очень приятное.

Странно, что он так обосновывает свои действия.

А у девчонок это называется просто — «делиться».

Он запихивает руки поглубже в карманы замшевых бриджей.

Ладно, — наконец говорит он. — Они изображают мою девственность. Это костюм моей девственности. Он выкладывает всю историю с Даниэль — и как ее брат пыхтел в соседней комнате, и как его рука скользнула под эластичную ткань, и так далее, и тому подобное — вплоть до желтых трусиков и дилеммы, девственник он или нет.

Он рассказывает подробно, открыто и честно. Разумеется, ни словечка не сказав про пари.

Он закончил с признанием — точнее, почти закончил, ведь выставив напоказ свое грязное белье, трудно сообразить, что говорить дальше. И вот они стоят посреди школьного двора под светом ярких холодных звезд. Молли не улыбается, но на лице у нее спокойное выражение.

— Черт, ну я и напилась, — тихо говорит она и ложится у основания памятника. Пьедестал круглой формы, поэтому она складывается клубочком. Этот жест скорее практичен, чем сексуален, и Гид нежно улыбается, глядя на нее. Он тоже ложится так, что их ступни оказываются рядом, а тела огибают пьедестал по кругу. Он чувствует сквозь рубашку ледяной мрамор, но знает, что полежать вот так с девчонкой — путь даже не в самой интимной позе и на улице, — возможность, которую нельзя упускать.

— Со мной была похожая ситуация, — признается она, — только я была по другую сторону баррикад, то есть был один парень и я. Но на мне не было стрингов. От них попа болит. Но я все время думаю, можно ли все еще считать меня девственницей или нет. Хотя я, наверное, не думаю об этом так часто, как ты…