Сара Миллер - Я знаю все твои мысли

— Я понимаю, что тебе пришлось пройти через испытание, — заявляет Каллен, беспокойно теребя свои кудряшки одной рукой и держа сигарету в другой. — Но я просто не понимаю, как в ту долю секунды, когда ты доставал и любовался своей шведской сосиской…

— Венской сосиской, — хором поправляют его Гид и Николас.

— Неважно. — Каллен стряхивает пепел в окно и продолжает: — Как в тот момент, когда ты любовался своей вялой сарделькой во всей ее девственной красе, кто-то из нас сумел совершенно бесшумно открыть дверь комнаты Молли и повесить на ручку трусы популярной марки, популярного цвета и популярного размера?

— Ага! — Гид пытается подловить его. — Откуда ты узнал, что они висели на дверной ручке?

— Ты сам нам сказал, — хором отвечают Каллен и Николас.

Гид высовывается в окно и вдыхает успокаивающий прохладный запах озона:

— По крайней мере, теперь все кончено.

Николас кладет босые ноги на заднее сиденье, тянет пальцы на себя, улыбается и вновь вытягивает пальцы. Продолжая любоваться своими ступнями, он говорит:

— Мы любим тебя. Мы тебя очень любим. Ты просто потрясающий. — Он берет большие пальцы ног обеими руками и начинает раскачиваться вперед-назад. Они кружат по стоянке молла примерно в шести километрах от кампуса. Стоянка кишит девчонками из обычной школы в дешевых свитерах, усеянных катышками, с толстыми попами, затянутыми в узкие джинсы, и подтянутыми попами в совсем узких джинсах.

Гид уставился на одну из них, поражаясь тому, сколько на ней косметики. И тут Каллен говорит:

— Пари все еще в действии. Мы изменим дату, разумеется, — дадим тебе еще месяц. Но игра продолжается.

Не могу поверить. Мне даже хочется оказаться в голове Каллена или Николаса просто ради того, чтобы испытать, что это такое — слышать мысли психов, которые не хотят отказываться от тайного пари, хотя оно уже ни для кого не тайна!

— Хмм, ребята, разве весь смысл пари не в том, что она не знает…

— Конечно, конечно, — кивает Каллен. — Это важный компонент пари.

— Но теперь она знает… — замечает Николас.

— …И это важный компонент пари! — завершает за него Каллен.

Наконец им удается найти открытый мусорный бак: когда они подкатили, работник супермаркета как раз загрузил мусор и уехал на своем грузовике с платформой.

— Я сам выброшу, — заявляет Каллен, чтобы у него появился повод выйти из машины, несмотря на дождь. Он достает с заднего сиденья красный вопросительный знак и трусы и забрасывает их поверх кучи сломанных обувных коробок и упаковочных пенопластовых шариков. Пытается запихнуть их в бак, но мусора слишком много. Наконец, он встает на цыпочки для упора и наваливается со всей силы, согнув знаки вопроса и трусики пополам. Он возвращается к машине, вытирая ладони о джинсы. Оглядывается. Трусы лежат себе, а вот знак вопроса выпрямляется и торчит над помойкой, непобедимый, как пари.

Гид слишком потрясен и деморализован, потому несколько минут не может произнести ни слова. Когда они въезжают на территорию школы, он наконец говорит:

— Знаете, теперь каждый раз, когда я буду пытаться заговорить с ней, она станет думать: он хочет затащить меня в постель.

— Это не так уж плохо, — отвечает Каллен.

Он имеет в виду, что девчонкам нравится чувствовать себя желанными. Это, конечно, правда. Но все равно он не понимает главного. Впрочем, чего от него ждать.

Они сразу идут ужинать. Гид не на шутку проголодался и уминает все подряд, забыв об обвислостях. Он видит Молли и пытается улыбнуться. Она не реагирует. Он ожидал, что она отнесется к нему хотя бы сочувственно, ведь это свойственно ее натуре. Но она смотрит сквозь него. За такое поведение ему хочется ее дискредитировать, и он думает: «Ведет себя как стерва из частной школы». А потом вспоминает: это же и есть частная школа.

Вообще-то, Молли — единственный здесь человек, не соответствующий духу частной школы. И она его ненавидит.

— Тебе нельзя ни с кем обсуждать пари, — говорит Николас, вырывая у Каллена стакан шоколадного молока и заменяя его стаканом с водой.

— Если кто-нибудь спросит, все отрицай, — говорит Каллен. — У нас могут быть неприятности.

— Из-за чего? — шепчет Гид, увидев направляющихся к ним Девона и Лиама.

— Азартные игры, — шепчет Николас и злорадно поднимает брови.

Не может быть, чтобы они говорили серьезно, думает Гид. Взять бы недельку отпуска…

— О да, — добавляет Николас, — столько треволнений, что я и забыл. Моя мать хотела пригласить нас всех домой на День благодарения. Поедем?

С тех пор как мама Гида ушла, в День благодарения на Кристмас-Парк-Драйв он смотрел матчи любительского футбола, ел плохо приготовленную индейку и множество консервированных овощей. И кроме них с отцом никогда никого не было.

— Я — «за», — говорит Гид, пытаясь скрыть восторг. Хоть чему-то можно порадоваться.

В тот самый момент мимо их столика проходит Молли. Гид понимает, что означает ее взгляд. Она не смотрит на него, изо всех сил стараясь не смотреть. Она помнит обо мне, думает Гид. Она помнит обо мне, и я не поеду домой на День благодарения. Не идеальная жизнь, но сойдет.

Дождь все не прекращается. Ребята часто сидят в комнате, и поэтому курят много марихуаны. Но как-то вечером Гид, уже собравшись приложиться к бурбулятору, вдруг краешком глаза видит свое сочинение по «Моби Дику» и слово «ЧУШЬ», написанное поперек страницы.

— Кажется, с меня хватит, — говорит он, передавая бурбулятор Каллену. — По-моему, я от травы тупею.

— Чувак, — говорит Каллен минутой позже, набрав полный рот дыма, — не вали все на траву.

— Хорошо, — отвечает Гид, — может, лучше свалить все на тебя?

Николас заставляет его бегать каждое утро, несмотря на дождь.

— Ты какой-то расстроенный, — говорит он. — Тебе нужно просто забыть обо всем.

— Как ты поступил с Эрикой? — спрашивает Гид. — Просто забыл о ней?

Николас, который делает наклон через голову, так и замирает с вытянутой рукой и таращится на Гида.

— Я расстраивался не из-за нее, а из-за того, что она была расстроена. Это большая разница.

Гидеон пишет Молли письмо с извинениями. Как это согласуется с тем, что пари все еще в силе? Никак. Но Гид пытается примирить два этих факта и при этом чувствует себя двойным агентом. Раньше он рассказывал Каллену и Николасу о всех своих действиях в отношении Молли, а теперь тщательно скрывает свои угрызения совести. Он посылает письмо из города, наклеив марку и напечатав письмо и адрес на конверте на тот случай, если кто-то из них увидит, как она разбирает почту.

Дорогая Молли!

Мне очень стыдно, что я заключил это пари. Это был подлый поступок. Ты мне очень нравишься, и надеюсь, я не очень обидел тебя. Гид