Джоди Пиколт - Роковое совпадение

— Как давно вы знакомы с Фростами? — спрашивает Патрик.

— Я познакомился с ними сразу же, как принял этот приход. Я некоторое время болел, а потом меня послали в новый приход. Фросты переехали в Биддефорд через месяц после того, как я стал здесь священником. — Он улыбается. — Я крестил Натаниэля.

— Они регулярно посещают церковь?

Отец Шишинский опускает глаза.

— Не так регулярно, как мне хотелось бы, — признается он. — Но я этого не говорил.

— Вы преподаете у Натаниэля в воскресной школе?

— Я не преподаю, этим занимается мать одного из детей — Джанет Фьор. Пока наверху идет служба. — Священник пожимает плечами. — Но я люблю детей, мне нравится возиться с малышами…

«Еще бы!» — думает Патрик.

— …поэтому после службы, пока все прихожане наслаждаются общением за чашечкой кофе, я забираю детей вниз и читаю им что-нибудь из библейской истории. — Он застенчиво улыбается. — Боюсь, актер из меня никудышный.

Что и неудивительно.

— Где находятся родители, пока вы читаете?

— Большей частью наслаждаются общением.

— С вами еще кто-нибудь читает детям или вы читаете один?

— Я один. Учителя в воскресной школе обычно заканчивают убирать в классе, а потом поднимаются выпить кофе. Время сказки длится всего пятнадцать минут.

— Дети выходят из класса?

— Только в туалет, прямо по коридору.

Патрик раздумывает над сказанным. Он не знает, как Шишинскому удалось остаться с Натаниэлем наедине, когда, как он утверждает, вокруг находились другие дети. Может, он предложил им полистать книгу, а сам пошел за Натаниэлем в туалет?

— Святой отец, — говорит Патрик, — вы слышали, что произошло с Натаниэлем?

После секундного замешательства священник кивает:

— Да. К несчастью, слышал.

Патрик неотрывно смотрит на него.

— Вам известно, что обнаружены доказательства того, что Натаниэлю что-то вводили в анальный проход?

Он высматривает намек, что щеки священника зарделись, что предательски сбилось его дыхание. Он ищет удивление, желание отступить, зарождающуюся панику.

Но отец Шишинский только качает головой:

— Храни его Господь.

— Святой отец, Натаниэль сказал нам, что именно вы являетесь его обидчиком.

Наконец-то изумление, которого так ждал Патрик!

— Я… я… разумеется, я и пальцем его не трогал. Никогда бы не совершил ничего подобного.

Патрик молчит. Он хочет, чтобы Шишинский вспомнил обо всех священниках по свету, которых признали виновными в изнасиловании. Хочет, чтобы он понял, что сам себя приговорил к виселице.

— Странно. Я только вчера с ним разговаривал, и он лично сказал мне, что его обидчик — отец Глен. Ведь так вас называют малыши, святой отец? Те дети, которых вы… любите?

Шишинский снова качает головой.

— Я этого не делал. Не знаю, что и сказать. Наверное, мальчик ошибся.

— Святой отец, именно поэтому вы сегодня здесь. Мне необходимо услышать причину, по которой Натаниэль указал на вас как на своего обидчика, если вы, по вашему утверждению, его и пальцем не тронули.

— Мальчик столько пережил…

— Вы когда-нибудь что-либо вводили ему в анус?

— Нет!

— Вы когда-нибудь видели, чтобы кто-то другой вводил ему что-либо в анус?

Священник задыхается от возмущения:

— Нет конечно!

— Тогда почему, по-вашему, Натаниэль указал на вас? Вы можете объяснить, почему он думает, что это были именно вы, хотя, как вы уверяете, это не так? — Патрик подается вперед. — Возможно, когда вы находились с ним наедине, между вами произошло нечто такое, что заставило его так думать?

— Я никогда не оставался с ним наедине. Рядом было еще четырнадцать детей.

Патрик откидывается на спинку стула.

— Так знайте, что я нашел за котлом в чулане белье Натаниэля! И в лаборатории утверждают, что на нем обнаружена сперма.

Глаза отца Шишинского еще больше расширяются:

— Сперма? Чья?

— Может быть, ваша, святой отец? — негромко интересуется Патрик.

— Нет!

Категорическое отрицание. Ничего другого Патрик и не ожидал.

— Ради вашего же блага надеюсь, что вы не лжете, потому что мы сможем по ДНК, выделенной из вашей крови, сказать, правда ли это.

Лицо Шишинского бледнеет и вытягивается, руки дрожат.

— Я бы хотел сейчас уйти.

Патрик качает головой.

— Простите, святой отец, — говорит он, — но я вынужден вас арестовать.

Томас Лакруа никогда не видел Нину Фрост, хотя, разумеется, слышал о ней. Он помнит, как ей удалось добиться обвинительного приговора в деле об изнасиловании в ванной, хотя все улики были уничтожены водой. Он слишком давно был окружным прокурором, чтобы сомневаться в собственных силах — в прошлом году он даже засадил за решетку священника из Портленда за подобное преступление, — но он также отлично понимает, что подобные дела чрезвычайно тяжело выиграть. Однако он хочет устроить настоящее действо. И это не имеет никакого отношения ни к Нине Фрост, ни к ее сыну — он просто хочет, чтобы прокуроры из Йорка знали, как делаются дела в Портленде.

Нина берет трубку после первого же гудка.

— Как раз вовремя, — говорит она, когда он представляется, — мне на самом деле нужно кое-что с вами обсудить.

— Разумеется! Мы можем поговорить завтра, в суде, перед предъявлением обвинения, — начинает Томас. — Я просто хотел позвонить перед тем…

— Почему именно вы?

— Прошу прощения…

— Почему Уолли решил, что вы самая лучшая кандидатура на роль обвинителя?

Томас вздыхает.

— Я уже пятнадцать лет работаю в Портленде. Через меня прошло тысячи подобных дел.

— Значит, сейчас вы звоните для того, чтобы представить свои рекомендации?

— Я этого не говорил, — настаивает на своем Томас, а про себя думает: «На перекрестном допросе ей, должно быть, палец в рот не клади». — Понимаю, вы нервничаете перед завтрашним днем, Нина. Но предъявление обвинения, как вам известно, — неизбежная процедура. Давайте просто переживем ее, а потом сядем и обсудим стратегию ведения дела вашего сына.

— Хорошо. — А потом суше: — Вам нужны наставления?

Очередная колкость. Это ее территория, ее жизнь. Как ни крути, а он чужак.