Джоди Пиколт - Роковое совпадение

— В лаборатории. На этой неделе будут готовы.

Квентин медленно поднимает голову:

— Она даже не видела результатов анализа ДНК, когда стреляла в этого парня?

Патрик играет желваками:

— Натаниэль сказал мне. Ее сын. Он сам назвал своего обидчика.

— Мой пятилетний племянник говорит, что доллар ему дала зубная фея, но это же не означает, что я ему верю, лейтенант.

Квентин даже не успевает закончить, как Патрик вскакивает со своего места и нависает над его столом.

— Вы не знакомы с Натаниэлем Фростом, — отрезает он. — И у вас нет права подвергать сомнению мои профессиональные суждения.

Квентин встает, возвышаясь над детективом.

— У меня есть все права. И читая материалы по делу, которое вы ведете, я прихожу к выводу, что вы напортачили просто потому, что у вас к прокурору, которая принимает поспешные решение, особое отношение. И буть я проклят, если позволю вам и впредь так поступать, пока я выступаю на стороне обвинения!

— Она не принимает поспешных решений, — возражает Патрик. — Она точно знала, что делает. Господи, если бы это был мой ребенок, я поступил бы точно так же!

— Вы оба, послушайте меня! Нина Фрост подозревается в убийстве. Она сама решила совершить преступное деяние и хладнокровно убила мужчину перед полным залом людей. Ваша работа — стоять на страже закона, и никому — никому! — не позволено подчинять его собственной выгоде, даже окружному прокурору. — Квентин поворачивается к полицейскому. — Это ясно, детектив Чао?

Чао натянуто кивает.

— Детектив Дюшарм?

Опускаясь на свое место, Патрик смотрит ему в глаза. Детективы уже давно покинули кабинет, а Квентин только сейчас понимает, что Дюшарм на самом деле так ничего и не ответил.

По мнению Калеба, готовиться к зиме — попытка выдать желаемое за действительное. Самая лучшая в мире подготовка — не позволить буре застать тебя неожиданно. Северо-восточный ветер коварен, не всегда можно заметить его приближение. Он рождается из моря, потом поворачивается и с силой ударяет по Мэну. За последние годы бывали случаи, когда Калеб открывал входную дверь и обнаруживал снежные заносы по грудь. Он освобождал дорогу лопатой, которую хранит в переднем чулане, и обнаруживал, что земля за ночь совершенно изменилась.

Сегодня он подготавливает дом. Это означает спрятать в гараж велосипед Натаниэля, достать вместо него санки и снегоступы. Калеб укрыл кусты, растущие перед домом, треугольными деревянными козлами — небольшие шляпки, чтобы уберечь хрупкие ветки ото льда и снега, которые будут соскальзывать с крыши.

Сейчас осталось только запастись дровами на зиму. Он уже принес часть и сложил их крест-накрест в подвале. Серебристые дубовые занозы вонзаются в толстые перчатки, когда он берет поленья из кучи, сваленной под навесом, и аккуратно кладет на место. Калеб чувствует, как давит на него тоска, словно каждый растущий сантиметр поленницы забирает частичку лета — яркие стайки щеглов, журчащий ручей, груду земли, которую переворачивает землекоп. Всю зиму, пока он жжет эти поленницы, он представляет, что это головоломка. С каждым брошенным в огонь поленом он вспоминает пение сверчков. Или арку из звезд в июльском небе. И так далее, пока в подвале не останется дров, а весна не заявит о своих правах.

— Как думаешь, продержимся зиму?

От голоса Нины Калеб вздрагивает. Она спустилась в подвал и стоит, скрестив руки, на последней ступеньке, оглядывая гору дров.

— Тебе не кажется, что и так довольно? — добавляет она.

— Там еще много. — Калеб укладывает следующие два полена. — Только я еще не успел их занести.

Он чувствует на себе Нинин взгляд, поворачивается, нагибается, поднимает большую корягу и укладывает ее на высокую поленицу.

— Ну-с?

— Да, — отвечает она.

— Как прошло у юриста?

Она пожимает плечами:

— Он адвокат.

Калеб чувствует, что «адвокат» звучит как оскорбление. Как обычно бывает, когда речь заходит о юридических тонкостях, он не знает, что ответить. Подвал полупустой, но Калеб неожиданно осознает, какой он большой, как близко к Нине находится, и ему начинает казаться, что здесь слишком мало места для них двоих.

— Ты еще куда-то поедешь? Потому что мне нужно заглянуть в «Стройматериалы» и купить брезент.

Брезент ему ни к чему: в гараже четыре рулона. Калеб не понимает, почему эти слова слетели у него с губ, словно птицы, отчаянно пытающиеся вырваться из дымохода. Тем не менее он продолжает говорить:

— Присмотришь за Натаниэлем?

На его глазах Нина каменеет.

— Разумеется, я присмотрю за Натаниэлем. Или ты считаешь меня настолько неуравновешенной, что я не смогу о нем позаботиться?

— Я не это хотел сказать.

— Именно это, Калеб. Возможно, ты не хочешь в этом признаться, но ты хотел сказать именно это.

В ее глазах стоят слезы. Но поскольку Калеб не может придумать слов утешения, он просто кивает и проходит мимо нее. Их плечи соприкасаются, когда он направляется к лестнице.

Естественно, ни в какой магазин он не едет. Он ловит себя на том, что без дела катается по округе, по проселочным дорогам, подъезжает к «Текиле-пересмешнику» — небольшому бару, о котором время от времени упоминает Нина. Он знает, что здесь они каждую неделю обедают с Патриком; ему даже известно, что бармена с конским хвостом зовут Стейвесант. Но раньше Калеб никогда сюда не заглядывал. Он входит в практически пустой зал и чувствует, как внутри него зреет тайна: он знает об этом месте больше, чем оно знает о нем.

— Добрый день! — говорит Стейвесант, пока Калеб топчется у бара.

Где больше всего любит сидеть Нина? Он осматривает каждый стул из тех, что выстроились у стойки, словно зубы, пытаясь угадать.

— Чем могу помочь?

Калеб пьет пиво, он никогда не увлекался крепкими напитками, но сейчас просит налить ему виски «Талискер», бутылку которого видит в баре. Название произносится так же мягко, каким, по его предположению, будет и сам виски. Стейвесант ставит перед ним рюмку и тарелку с арахисом. Через три стула сидит какой-то бизнесмен, а за одним из столиков — женщина, которая пытается не расплакаться, пока пишет письмо. Калеб салютует бармену.

— Ну, будем! — произносит он тост, который услышал однажды в фильме.

— Вы ирландец? — спрашивает Стейвесант, проводя тряпкой по полированной столешнице.