Энтони Берджесс - Мистер Эндерби изнутри

Книги, дети, которые мистер Эндерби читает в постели. «Убойные блондинки», что бы это ни значило; «Кто есть кто в Древнем мире», безусловно, полезная; «Афера Раффити» в брутальной обложке; «Как я добился успеха», написано магнатом, умершим от атеросклероза; «Рассказы марианских мучеников», сенсационная. А вот, дорогие мои, собственное сочинение мистера Эндерби: «Рыбы и герои», ранние стихи. Каким он был тогда гением! Да, Деннис, можешь потрогать, только осторожно, пожалуйста. Ох, глупый мальчик, все свалил на пол, просыпалось, словно из душа. Что это спрятано между густо залапанными страницами? Фотографии? Не трогайте, оставьте, это не для вас! Небеса милосердные, и у великих есть слабости. Какой стыд мы непреднамеренно обнаружили. Не хихикайте, Бренда и Морин, сейчас же отдайте мне снимки. Вы разбудите мистера Эндерби гнусным девчачьим фырканьем. Чем они занимаются, Чарльз? Мужчина с женщиной на фотографии? Они занимаются своим собственным делом, вот чем они занимаются.

Бопперлоп.

Покойся, покойся, потревоженный дух. Робин, снимок, пожалуйста. Я его вижу в кармане твоего пиджака. Спасибо. Технический термин, если вам это следует знать, — феллация [2] Феллация — оральный секс. (Здесь и далее примеч. пер.) . А теперь хватит об этом. Может, пройдем потихонечку в ванную мистера Эндерби? Ну вот. Здесь мистер Эндерби пишет почти все свои стихи. Замечательно, правда? Он знает, что здесь остается поистине в одиночестве. Ванна полна рукописей, словарей, шариковых чернильных ручек. Перед унитазом низенький столик, как раз требуемой высоты. Электрический обогреватель греет голые ноги. Почему он выбрал столь низменное помещение? Поэзия, как он говорил в интервью, должна рождаться здесь; поэт чистит время снаружи и изнутри, как клизма. Однако можно точно сказать, тут нечто большее. Нам еще неизвестны какие-то мучительные переживания детства. Но Образовательные Путешествия Во Времени уже собираются проникнуть глубже в прошлое. Кто знает? Возможно, до окончания школы вы еще побываете в приходе Сент-Олав, где Шекспир с гусиным пером трудится над числом слогов в стихах. Найджел, оставь в покое ржавое лезвие, глупый мальчишка. Ну, тише, тише. До комнаты, где он ест и живет, когда не пишет, всего шаг. Нет, Стефани, мистер Эндерби живет один по собственной воле. Любовь, любовь, любовь. Некоторые девчонки только о ней и думают. Любовная жизнь мистера Эндерби до сего момента темна и окутана тайной. Как он относится к женщинам? Вам известны его стихи; хотя там предположительно и говорится о сексе, но мало.

Поррипипууп.

Трубы Царства эльфов. Оставим его в поэтическом мире. Впрочем, еще кое-что. В стихах этого года — разумеется, им еще не написанных, — заметно робкое пробуждение более чем фотографического интереса к женщинам. Но у нас не имеется биографических сведений о любовном приключении, о перемене семейного положения. У нас вообще мало каких-либо биографических сведений. Он по сути своей человек, живущий внутри себя. У нас есть лишь единственный адрес вот этого дома на песчаном морском берегу. Слышите море, дети? Море то же самое, что и у нас, жестокое, зеленое, грязное.

Ну, что о мистере Эндерби скажет нам эта комната? Вот эти по порядку расставленные безделушки явно говорят только о миссис Мелдрам, его домовладелице. Да, с восхищением посмотрите на них: геометрические ряды слонят из черного дерева; прелестнейшие фарфоровые пастушки, играющие на дудочке невидимым овечкам; игрушечный гипсовый тостер с древней блэкпулской позолотой, леденцовая копия потускневшего Брайтонского павильона, подсвечник из папье-маше под мрамор, фарфоровая сучка с фарфоровыми щенками, филигранная шкатулка для пуговиц из листового железа. Нравится вам картинка над электрическим камином? Она изображает ржаво-красных мужчин, готовящихся к утренней охоте; все мужчины одинаковые, предположительно потому, что псевдохудожник мог себе позволить единственного натурщика. На противоположной стене британские адмиралы XVIII века разворачивают карты terra incognita, на которые из пивных кружек льется вино, где отражаются вспышки огня. Вот веселые монахи едят в четверг рыбу, а вот лакают в пятницу праздничное угощение. На полоске стены за кухонной дверью горшок в виде головы двадцатилетней девки в шляпе, с накрашенными губами. Эмили, оставь свой нос в покое. Надо ли говорить, Чарльз, что пускать на нижней губе слюнявые пузыри — ребячество. Кухню вряд ли стоит осматривать. Ладно, если настаиваете.

Как воняет заплесневевшим хлебом! Видите, рыба светится в темноте. Кастрюли на верхней полке. Не трогай, Деннис, не трогай. Вот идиотик проклятый. Вся начищенная распроклятая куча посыпалась с громом и звоном. Чертов дурачок. Вы не так у меня посмеетесь, когда снова вернемся в цивилизацию. Ох, боже, сковородка чайник опрокинула. Газовая плита полна воды. И какой отвратительный металлический гром, черт возьми. Кто перец рассыпал? Перестаньте чихать, чтоб вас всех разразило. А-а-а-а-а-а-пчхи! Каквыбезобразиичаете! Ну, быстро отсюда.

Никто из вас доверия не заслуживает. В последний раз устраиваю подобную экспедицию. Взгляните на викторианские крыши, сверкающие, как рыбья чешуя, под новогодней луной. Больше вы их никогда не увидите. Равно как и город, в чьих домах и квартирах пенсионеры и умирающие храпят до рассвета. Очень смахивает на огромную расческу — правда? — ручка поблескивает драгоценными камешками, дорожки зубцов прочесывают холмистые окраины, волосяные клочья дыма на железнодорожном вокзале. Над нами январское небо: Щит, Змееносец, Стрелец, на западе планеты зрелости, войны, любви. А мужчина внизу, которого звон дешевого металла пробудил от диспепсического и метеорического сна, придает всему этому смысл.

Эндерби проснулся, одновременно слыша шум и изжогу. К изголовью кровати прикреплена была лампа в пластмассовом абажуре. Он включил ее, осознал, что дрожит, увидал почему. Подобрал с пола клубок одеяла, плотно укрылся, снова лег смаковать боль. В ней присутствовала необъяснимая нота сырой репы. Шум? Кухонные боги дерутся. Крысы. Нужен бикарбонат натрия. Надо — напоминал он себе, как минимум, в семитысячный раз, — не забыть развести его и держать под рукой у кровати. Сырая заостренная репа кинжалом пронзила грудину. Пришлось встать.

Одеревенело шлепая из комнаты в крошечный коридорчик квартиры, он видел себя в зеркале гардероба — ревматический робот в пижаме. Вошел в столовую, включил свет, по-собачьи принюхался, словно вынюхивал чье-то ловко скрытое присутствие. Вокруг хныкали духи, точно, духи умершего года. Или, может быть, — он криво усмехнулся подобному предположению, — нерешительно заглянули потомки. Удивил беспорядок на кухне. Впрочем, бывает: тонкое равновесие нарушается микрометрическим проседанием старого дома, сотрясеньем земли, своевольными монадами в самой кухонной утвари. Взял из раковины мутный стакан, сыпнул снегом бикарбонат натрия, размешал двумя пальцами, выпил. Выждал тридцать секунд, косясь в стеклянную филенку задней двери. Крошечная рука, спрятанная под надгортанником, махнула, сигналя подъем. А потом.