Елена Толстая - Очарование зла

Наконец Вера остановилась. Вот оно, условленное место, условленная аллея. Чудесно. Она еще раз припудрила нос. У Маты Хари была, по крайней мере, экзотическая внешность. Что, если наружность Веры сочтут чересчур банальной и не поручат ей ничего интересного? Никогда не знаешь, как угадать. Вера вспомнила подругу в гимназии, носатую Нину, которая глубоко страдала от сросшихся на переносице черных бровей и своего удивительного носа. А Вера вздыхала: «Да ты — счастливица…» Мужчины всегда делают выводы касательно женщины исключительно по ее наружности. Дураки. Как обычно.

Она защелкнула пудреницу.

Мужчина стоял на другой стороне аллеи и смотрел на нее.

Вера устремилась к нему, на ходу раскрывая объятия:

— Жорж, как я рада вас видеть!..

— Я скучал без вас, Франсуаза, — сухо ответил он и посмотрел на нее с отвращением. — Вы опоздали.

— Ой… — Вера выдохнула, приложила руку к груди. — А я уж испугалась, что это не вы. Ну, вдруг обозналась?

— Вы неправильно назвали пароль, только и всего, — отозвался он с недовольным видом.

— Как это — «неправильно»? — возмутилась Вера. — «Жорж, как я рада вас видеть!» Это разве неправильно?

— Нет. Вы должны были сказать: «Как я рада видеть вас, Жорж!»

Вера закивала.

— Да, да, точно. «Жорж» должен быть в конце. Но ведь смысл от этого не меняется. Как от перестановки слагаемых, помните?

— Запомните, — желчным тоном произнес мужчина, — вы обязаны произносить слова пароля исключительно в той последовательности, которая вам указана. Никак иначе. Если пароль начинается со слова «как» — вы должны начинать со слова «как». Если пароль начинается со слова «задница», вы должны начинать со слова «задница».

— Большинство задницей заканчивает, — сказала Вера, обижаясь.

Он пропустил ее слова мимо ушей.

— Далее. Если вам назначена встреча на три часа, значит, вы должны явиться именно в три. А не опаздывать на двенадцать минут.

Вера вытянула губы трубочкой.

Он не обратил на эту гримасу ровным счетом никакого внимания.

— И наконец, какого цвета должен быть ваш берет?

— Синего, кажется… — Вера вздохнула, улыбнулась. — Но синий цвет решительно не идет к этому костюму.

— Вы шли не на свидание к человеку, которому хотели понравиться. Вы шли на встречу с сотрудником, который должен опознать вас по заранее оговоренной детали туалета, — не унимался мужчина. — В нашем случае это берет.

— В следующий раз, — задушевно сказала Вера, — непременно приду в синем берете.

— В следующий раз вы придете в том, в чем вам скажут…

— Скажите, Жорж, — Вера продела руку ему под локоть, и они пошли по аллее, — как вы считаете, я гожусь для этой работы? Можете говорить абсолютно откровенно.

— Для начала, я не Жорж.

— А кто вы, если не Жорж? — изумилась Вера и прижалась к нему потеснее.

Он отстранился.

— Для вас я Дуглас. Решение о возможности вашей работы с нами и о вашей пригодности решат другие товарищи. Я должен представить им выводы касательно вас из своих наблюдений.

Вера взглянула на него удивленно. Дуглас поджал губы и отвернулся.

Мысленно он проклинал все на свете. Хорошо «кремлевским мечтателям» — направили его на эту чертову встречу. Им не приходится общаться с этой взбалмошной буржуазной дамочкой, которая совершенно явно вся извелась от скуки и теперь жаждет остреньких ощущений.

«Судя по всему, что известно о Гучковой, — отчаянно рапортовал Дуглас еще до встречи с Верой, — она совершенно непригодна для работы. У нее взрывной, непредсказуемый характер, она анархична и не подчиняется никакой дисциплине. Ее так называемые пробольшевистские высказывания продиктованы по большей части личной неприязнью к певице Плевицкой и ее манере держать себя в обществе, нежели какими-либо убеждениями…»

«У этой буржуазной дамочки имеется один неоспоримый плюс, — пришел ответ из Москвы, — ее близость к отцу. Гучков полностью доверяет своей дочери. Это дает нам реальную возможность проникнуть в его организацию. А учитывая его контакты с немцами — возможно, и в германский Генеральный штаб. В свете предстоящей войны с Германией это приобретает первостепенное значение…»

За несколько дней Вера успела возненавидеть Антиб, кажется, до конца своей жизни. Ни в чем не повинный курорт на берегу Лазурного моря старался, как умел. Он облачался в синее и туманно-лиловое, украшался обильным солнечным золотом, он умело чередовал зовущий аромат моря, прилетавший вместе с ветром, и печальный запах пыльной листвы, таящийся в неподвижном полуденном воздухе.

Ни все эти ухищрения, ни прелестная белая набережная, полная гуляющей публики, ни дансинги с тягучими танго и рассыпчатыми фокстротами — ничто не могло смягчить сердца Веры.

Она занималась ерундой, и при том в компании скучнейшего спутника на свете.

Спутника звали Кондратьев. Его навязали ей «шпионы». Внешне он как будто соответствовал эталонам «прекрасного молодого человека»: был высок и хорошо сложен, спортивно упруг, не без изящества носил белый чесучовый костюм, умел танцевать и, прогуливаясь с дамой, держался вполне элегантно. На пляже он блистал бронзовыми мышцами, в отеле являл надлежащую сдержанную скуку. Выглядел отчасти как англоман средней руки. Словом, ничем не выделялся из множества себе подобных.

Вера практически мгновенно перестала воспринимать его как мужчину. В номере при нем поправляла чулки. Не поглядывала на него искоса, не прижималась к нему во время прогулок, как делала, инстинктивно, практически со всеми.

«Нет, дело совершенно не в том, что он — не мужчина», — думала она, лежа на горячем песке и подставляя тело благодатным солнечным лучам. Кондратьев находился где-то рядом и, надвинув на глаза козырек, с деланно-безразличным видом стоял — руки на поясе, голова чуть откинута назад — лицом к одной веселой компании молодых людей.

Их заданием как раз и было — следить за этой компанией. Не выпускать их из виду ни на мгновение. Разумеется, не все интересовали Центр, а главным образом один: Лев Седов. Это был старшин сын Троцкого от второго брака. Сейчас ему было тридцать лет. Седов входил в центральное руководство Российского коммунистического союза молодежи, а затем, выехав вместе с отцом из Советского Союза за рубеж, стал одним из активных создателей и участников Четвертого (троцкистского) Интернационала. Сейчас Седов руководил французской секцией Четвертого Интернационала.

Веру совершенно не интересовала личность Седова. Она вообще не понимала, как такое возможно: взять и по приказу кем-то заинтересоваться. Собирать малейшие сведения о перемещениях «объекта», радоваться крупице знаний о нем.