Владимир Колганов - Покаянные сны Михаила Афанасьевича

— Где? — Я чувствую, как у меня загораются глаза.

— Там где-то, на севере, в Финляндии.

— А ты говорила, он на войне.

— Он в Петербург по делам поехал и вдруг встречает старого приятеля. А тот знает место, но у него нет денег, чтобы приобрести право на добычу… ну, все как следует устроить.

— И много золота на этой речке?

— Говорит, что жуть!

— Ах, интересно было бы… — Тут я мечтательно закатываю глаза…

Увы, кому везет в любви, тому обычно не везет в делах. Мне предстоит еще не раз в этом убедиться. Но как удержать любимую, не имея приличного достатка? Рай с милым в шалаше?

Мы снова обнимаемся…

— С тех пор как муж уехал, здесь немыслимая скука. Недавно сосед является ко мне с цветами и с такой красочно оформленной коробкой. Я от незнакомых людей подарков не принимаю, но тут… Сосед все-таки. Зачем портить отношения?

— А что в коробке?

— Набор дамского белья, — смеется.

— Я его убью!

— От дома я ему отказала. Ну и подарок конечно же пришлось вернуть.

— Да кто он такой?

— Известный фабрикант, из нуворишей. Рубашечки, бюстгальтеры, пеньюары, панталоны…

Ну вот опять! Словно бы нарочно намекает, что не судьба. Зачем ей бедный врач, если отвергает даже фабриканта?

Объятиям нашим нет конца… Но вот гляжу я на нее… Заплакала.

— Кира! Что с тобой?

— Ну вот, весь вечер думала и думала. Надо же на что-нибудь решиться.

— Не плачь, не плачь, любимая! Мы снова вместе…

— Ну почему ты не писал? Я думала, что ты меня забыл, я так тосковала! Ах, если бы ты знал! — сквозь слезы улыбается. — Теперь для меня все ясно… Я дождалась. Теперь ты никуда, Миша, не уедешь! Мы уедем вместе!

— Уедем! Уедем, Кира…

— Я так измучилась, я уже два месяца почти не сплю. Как только ты пропал, я опомнилась и не могла простить себе, что отпустила! Все ночи сижу, смотрю в окно… и мне мерещится, что ты лежишь, раненный где-то там, на поле битвы, и некому тебе помочь…

А я не могу понять, о ком это она. Неужели обо мне? Видимо, о новом назначении забыла. Или переживания о воюющем супруге неведомым мне образом стали заботой о здоровье сельского врача?

Плачет…

— Не надо, Кирочка, не надо!

— Что это было, Миша? Все эти месяцы? Сны? Объясни мне. Зачем же мы расстались?.. Я так хочу опять туда, вновь пережить наше первое свидание! А все остальное забыть, как будто ничего другого не происходило никогда!

— Ничего, ничего не было, все только померещилось, кроме той первой нашей встречи! Забудь, забудь все остальное! Пройдет время, мы поедем к тебе домой, в имение под Карачевом, и будем собирать майские цветы, и твои волосы будут пахнуть ландышем…

Отпуск закончился, и мы все-таки расстались.

Сидя в дощатой будке на заднем дворе, поодаль от больницы, читаю письмо. Почтальон из рук в руки передал, а мне не хотелось, чтобы Тася знала. Опять эти свои вечные причитания начнет…

Вот же бывают такие письма. Только в руки конверт возьмешь, а уже знаешь, что там. И как оно дошло? Никакие письма не доходят, даже из Москвы, говорят, приходится посылать с оказией. И как все у нас глупо, дико в этой стране! Почему, спрашивается, письма пропадают? А это дошло. Не беспокойтесь, уж такое письмецо дойдет, непременно отыщет адресата… Только открывать это письмо не хочется. Потому что от него холодом и несчастьем веет.

«Милый Михаил! Мне очень трудно было найти в себе силы, чтобы написать это письмо. Но вот, наконец, решилась. Сразу скажу, что я благодарна тебе за все. Не стану доверять свои чувства бумаге, но поверь, что в сердце моем ты навсегда занял самое важное место. Иначе было бы в нем пусто и тоскливо.

Муж вернулся из Петербурга злой, я его никогда таким не видела. Думаю, причина не в том, что случилось в феврале, не в положении на фронте, а только в том, что сорвалась выгодная сделка, на которую он рассчитывал. Я ведь тебе рассказывала о его поездке в Гельсингфорс. Теперь надежды разбогатеть у него нет, деньги из имения поступают очень редко, там бунтуют крестьяне. В общем, с деньгами стало плохо, но не это главное.

Я вдруг поняла, что больше так не могу. Вот дети, вот муж, дом — это все рядом, здесь. Без этого я своей жизни уже не представляю. И где-то там далеко прекрасные воспоминания о том, что с нами было. Как мне не хочется, чтобы эта память была осквернена семейной ссорой, ненавистью обманутого мужа. Еще, не дай бог, вызовет тебя на дуэль или застрелит в темном переулке, когда ты снова попадешь в Москву. Поверь, я этого не перенесу! Поэтому прошу тебя: прости и помни. Я наше прошлое не забуду никогда!

Кира, навсегда твоя.

P. S. Письмо, пожалуйста, сожги».

— Фельдшер знает. — Еще чуть-чуть, и Тася снова пустит слезу.

— Неужели? Мне все равно.

— Скоро все будут знать, что ты себя травишь морфием.

— Это пустяки…

— Если не уедем отсюда в город, я удавлюсь.

— Делай что хочешь. Только оставь меня в покое.

— Ты изверг! Зачем я полюбила тебя? Ах, боже мой, какая же я дура!

— Ой, ну сколько же можно об одном?! — У меня уже нет сил сдерживать себя.

Странно, но я только сейчас заметил, что Тася некрасива. Чем-то она напоминает мне бродячую собачонку, с которой позабавились, а потом прогнали за порог… И с какой стати я на ней женился? Ведь мог бы и подождать еще чуть-чуть, мог бы тогда встретить барышню, хотя бы чем-то похожую на Киру…

Я снова в забытьи. То ли это сон, то ли опять странное наваждение, вызванное морфием. Только моей милой Киры в этом наваждении больше нет. Есть темные тени, по сумрачным улицам идущие в неизвестность, в никуда. И я, словно бы скованный с ними одной цепью, бреду, бреду за ними следом. Господи! Да сделай же Ты что-нибудь!

Но вот я слышу голоса, вроде бы стою, затаив дыхание, у закрытой двери и стараюсь понять, что происходит там, в соседней комнате.

— Я не могу тебя понять. Неужели ты не видишь, что все эти неприятности в делах из-за того, что я несчастлив с тобой? А ты с таким удивительным равнодушием относишься к тому, что может быть причиной нашей общей беды.

— Почему никто и никогда не спросил, счастлива ли я? От меня умеют только требовать. Но кто-нибудь пожалел меня? Что вам всем нужно? Я родила тебе детей, и все последние годы слышу только про театр да про коммерцию… Деньги, деньги, деньги! Где их достать, как, наконец, разбогатеть. И, заимев солидный счет в банке, уехать за границу. Париж — мечта всей твоей жизни. «Комеди Франсез», Пляс Пигаль, посиделки у «Максима»… А я так… необходимый придаток, чтобы не ударить в грязь лицом перед почтенной публикой.

Счастлив князь Юсупов, и Голицын тоже счастлив, и ты будешь счастлив… но только не со мной.

— Я вижу, что ты не любишь меня.

— Ничего другого тебе дать не могу.