Пелам Вудхаус - Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)

— Я люблю тебя, я люблю тебя! — шептала она, а когда лорд Наббл, расслышав эти слова, просиял и подбодрил ее: «Давай, девочка, поднажми!» — она обернулась к нему с холодным: «Да не вас, сардинка маринованная», и тут же разорвала их помолвку. И вот теперь она ехала домой, предаваясь длинным и скорбным мыслям о том, кого обожала, о том, кто, опасалась она, был для нее потерян навсегда.

Сможет ли он забыть жестокие слова, которые она ему бросила?

Очень и очень сомнительно.

Увидит ли она его еще хоть раз?

Напротив этого второго вопроса можно было бы вписать карандашиком «да», ибо именно в этот миг он ловким пинком в левую лодыжку своего пленителя высвободился из хватки последнего, вылетел галопом из-за угла со скоростью сорока миль в час, а пока она затормаживала свою машину, гадая, что побудило его с такой лихостью мчаться по шоссе, из-за угла показался констебль Попджой, развивший скорость при мерно в пятьдесят пять миль в час.

Когда человек, способный развить скорость до пятидесяти пяти миль в час, гонится за человеком, выжимающим из себя только сорок миль в час, завершение погони — это лишь вопрос времени. В данном случае конец наступил даже раньше, чем можно было ожидать, благодаря камушку, неловко наступив на который Реджинальд рухнул ничком, словно куль с углем. Констебль нагнал его и встал над ним, раздвинув ноги, как колосс.

— Эй! — сказал он, поскольку, как уже намекалось, был человеком с ограниченным словарным запасом, и в Аманде взыграла вся ее женственность. Она последней стала бы утверждать, будто знает, в чем, собственно, дело, но одно было более чем ясно: человек, которому она отдала свое сердце, вот-вот будет сцапан блюстителем закона и порядка и спасти его может только ласковая рука подруги и помощницы. Из сумки с инструментами она извлекла удобный гаечный ключ и, не позволив веточке хрустнуть под ногами, приблизилась к констеблю сзади. Раздался глухой смачный звук, констебль упал наземь, а Реджинальд, повернув голову, увидел, кто именно выскочил из люка к нему на помощь. Его захлестнула волна жаркого чувства.

— Приветик, — сказал он. — Вот и ты.

— Правильно.

— Приятный вечерок.

— Прекрасный. Как делишки, Реджи?

— Лучше не бывает, спасибо. Теперь, когда ты уложила легавого.

— Я заметила, что он тебе надоел.

— Пожалуй. А ты не думаешь, что он вдруг очухается и прыгнет, а?

— Он, по-моему, еще долго не придет в себя. В отличие от меня.

— А?

— Я порвала помолвку с Перси Набблом.

— Чудненько.

— Ты — тот, кого я люблю.

— Совсем чудненько.

— А теперь, — сказала она, — давай начистоту. По какой причине за тобой гоняются констебли?

Она слушала, задумчиво хмурясь, как Реджинальд излагал события этого вечера. Особенно ее заинтересовал рассказ о чистке ковров ее дядей Джаспером.

— Ты говоришь, он брызгал керосином туда-сюда?

— Щедро.

— А на полу были газеты и стружки?

— В порядочном изобилии. Довольно-таки рискованно, на мой взгляд. Никогда ведь не знаешь, с чего может возникнуть пожар.

— Ты совершенно прав. Урони он зажженную спичку… Вот что, — сказала Аманда. — Отправляйся домой и разнегрись. А я задержусь здесь и протяну руку помощи фараончику, когда он прочухается.

Прошло еще несколько минут, прежде чем констебль Попджой открыл глаза и сказал:

— Где я?

— Прямо здесь, — ответила Аманда. — Вы видели, чем вас стукнуло?

— Нет, не видел.

— Это был русский «спутник». Ну, один из тех, про которых вы читаете в газетах.

— У-ух!

— Именно, у-ух. Они набивают огромные шишки, эти «спутники», верно? Вашему затылку требуется большой кус сырого бифштекса или чего-то вроде. Прыгайте в мой автомобиль и посмотрим, что мы сумеем найти в кладовой Виссер-Холла.

Сэр Джаспер, израсходовав весь хранившийся в подвале керосин, покинул дом и направился в гараж за бензином. Он уже возвращался к крыльцу, когда подъехала Аманда. Ее появление всколыхнуло все его чувства.

— Аманда! Я ждал тебя не раньше чем через два часа!

Девушка вышла из машины и отвела его в сторону.

— Насколько я поняла от Реджи Муллинера, — сказала она, — он несколько минут назад видел, как ты усыпал пол в вестибюле газетами со стружками и обрызгивал их керосином.

Сэр Джаспер не напрасно председательствовал на сотнях собраний акционеров. Он и бровью не повел. Самый внимательный наблюдатель, вглядываясь в его лицо, не догадался бы, что сердце у него в груди так подпрыгнуло, что расшатало два передних зуба. Он заговорил с тем невозмутимым достоинством, которое так часто приструнивало взбунтовавшихся акционеров.

— Какая нелепость! На полу нет ни газет, ни стружек.

— Реджи говорит, что видел их.

— Обман зрения, ничего больше.

— Возможно, ты прав. Но я все-таки смеха ради пойду погляжу. И захвачу с собой констебля Попджоя. Конечно же, ему будет интересно.

Сердце сэра Джаспера выдало еще одно антраша.

— Констебля Попджоя? — переспросил он дрожащим голосом.

— Он у меня в машине. Я решила, что имеет смысл захватить его с собой.

Сэр Джаспер вцепился ей в локоть:

— Нет, не ходи туда, а тем более в обществе констебля Попджоя. Дело в том, моя дорогая, что слова юного Муллинера содержали толику истины. Я действительно обронил там несколько стружечек и газетку, которые нес — уж не помню зачем, — и в рассеянности споткнулся и опрокинул емкость с керосином. Подобное может произойти со всяким, однако не исключено, что человек вроде Попджоя истолкует произошедшее превратно.

— Он может вообразить, что ты примерился увести у страховой компании солидную сумму.

— Вполне вероятно. Полицейские ведь склонны всегда и во всем видеть самое худшее.

— А тебе и в голову такое прийти не могло, правда?

— Разумеется, нет.

— Как и всучить бедному блеющему ягненочку пачку нефтяных акций-пустышек? Ах да! Дядя Джаспер, я ведь знала, что мне надо о чем-то с тобой поговорить. Реджи передумал, ему эти акции «Пахучей реки» ни к чему. Именно так, — добавила Аманда в ответ на заверения сэра Джаспера, что все акции уже переданы Реджи. — Но он хочет, чтобы ты их у него выкупил.

— Ах вот чего он хочет!

— Я ему сказала, что ты будешь в восторге.

— Ах вот что ты ему сказала!

— Разве ты не будешь в восторге?

— Нет, не буду.

— Жаль-жаль. Попджой!

— Мисс?

— Вы не присоединитесь к нам?

— Ради Бога! — вскричал сэр Джаспер. — Ради Бога, ради Бога!

— Одну минуточку, Попджой! Ты что-то хочешь сказать, дядя Джаспер?

— Если юный Муллинер действительно предпочел бы продать мне назад эти акции…

— Да, предпочел бы. Это строго официально. Он почему-то проникся к ним странной необъяснимой антипатией.

На некоторое время воцарилось молчание. Затем из недр сэра Джаспера вырвался стон, сильно напоминавший басовые ноты «Миссисипи»: