Дэвид Стори - Сэвилл

— К партам приколоты листки с вашими фамилиями и экзаменационными номерами. Найдите свою фамилию, сядьте, сложите руки на груди и не разговаривайте.

На доске за ее спиной было написано мелом: «Не разговаривать!»

Его фамилия и номер были приколоты к первой парте у двери. Рядом лежала розовая промокашка, чернильница в металлическом кольце была полна. Он поднял крышку парты, заглянул внутрь, потом разложил на парте линейку, ручку и карандаш и скрестил руки на груди.

Мальчик со светлыми волосами сел за парту у стены напротив, снял колпачок с авторучки, осмотрел перо, надел колпачок и поставил ручку в стаканчик на парте. Сбоку от него за тремя большими окнами виднелся двор и арки виадука. По стеклам ползли капли, оставляя змеящийся след.

Учительница прочла фамилии по списку, отмечая галочкой присутствующих, а потом прошла по классу, собирая записки, что им позволено сдавать экзамены. Его записку подписал отец.

Вернувшись к своему столу, она взяла печатный лист и прочитала вслух правила сдачи экзаменов. В класс принесли линованную бумагу. Перед ним на парту положили несколько двойных листов, вложенных один в другой, точно тетрадь. На первом было напечатано: «Фамилии не пишите. Поставьте свой экзаменационный номер и больше ничего на этой странице не пишите».

В классе наступила тишина. Ее нарушало только позвякиванье молочных бутылок в коридоре и шум грузовиков на шоссе. Иногда по виадуку проходил товарный поезд.

Некоторые мальчики писали быстро, не поднимая головы, наклоняясь над партой так низко, что почти касались лбом бумаги, другие смотрели на потолок и на сидящих вокруг, по нескольку раз макали ручки в чернильницу, водили пером по краю, чтобы сбросить лишние чернила, и начинали медленно писать, но через минуту снова выпрямлялись и глядели в окно.

У стены напротив мальчик со светлыми волосами писал, далеко отодвинув стул, небрежно вытянув руку, словно готовясь оттолкнуть парту, встать и выйти из класса. Он держал авторучку в левой руке, писал, слегка наклонив голову вправо, и время от времени взглядывал на вопросник. Колпачок авторучки, надетый теперь сверху, поблескивал, отражая свет из окна. Он слегка выпячивал губы, словно пожевывал щеки изнутри.

Мальчик рядом писал на промокашке свою фамилию, налегая грудью на парту и прижимаясь щекой к ее крышке. Он обмакивал перо в чернила и ставил точку над точкой, пока не получалась буква. Он приподнял голову, полюбовался результатом, снова прижался щекой к парте и начал окружать свою фамилию сложными завитушками.

Через некоторое время учительница сказала:

— Осталось полчаса. Сейчас вы должны отвечать на вопрос восьмой или девятый.

Девятый вопрос занимал целую страницу. Ему предлагалось переписать рассказ о кораблекрушении, расставляя знаки препинания и исправляя орфографические ошибки. Самый последний вопрос не занимал и двух строчек: «Сколько слов вы можете составить из слова „кинематограф“?»

Несколько мальчиков перестали писать, скрестили руки и смотрели на учительницу.

— Если вы уже кончили, — сказала учительница, — то не тратьте времени напрасно. Прочтите еще раз ответы и посмотрите, нет ли у вас ошибок. Я уверена, что не у всех все правильно.

Наконец она сказала:

— Через две минуты я попрошу вас положить ручки. Допишите фразу и промокните страницу.

Когда они положили ручки, она сказала:

— Пока я буду собирать листы, не разговаривайте. И не вставайте, пока я не разрешу.

На площадке для игр к нему подошел мальчик со светлыми волосами и спросил:

— Ты на сколько ответил?

— Почти на все, — сказал он.

— Я только чуть-чуть не успел, — сказал мальчик. — По-моему, они были труднее, чем в прошлом году. Ну, да все равно.

В другом конце площадки Риген ел апельсин, а Блетчли — яблоко. Риген так и не снял ранца.

— Как твоя фамилия? — сказал мальчик.

— Сэвилл, — сказал он.

— А моя Стэффорд, — сказал мальчик. — Обе на «эс»!

Подошел Блетчли и спросил:

— Сколько у тебя получилось слов из «кинематографа»?

Он ответил: «Девятнадцать», и Блетчли сказал:

— Только и всего? А у меня — двадцать семь. «Монета» у тебя есть?

— Нет, — сказал он.

— А у меня тридцать четыре, — сказал Стэффорд.

— Тридцать четыре, — сказал Блетчли, и его лицо вокруг щек и носа стало красным. — А «ноги» у тебя есть?

— Есть, — сказал Стэффорд, держа руки в карманах. — И «нитка».

— «Нитка», — сказал Блетчли, багровея. — У меня она тоже есть.

Когда они вернулись в класс, им раздали вопросы по математике.

Всякий раз, когда Колин поднимал голову, он видел, что Стэффорд сидит все в той же позе — небрежно протянув руку к листку, словно не желая касаться парты, столь же небрежно наклонив голову набок, иногда взглядывая на какую-то точку прямо перед собой чуть повыше доски и сразу же возвращаясь к своим цифрам, которые он писал очень быстро. Когда он что-нибудь зачеркивал, то слегка взмахивал кистью, точно что-то стряхивая, и на мгновение наклонял голову вперед.

Время теперь шло быстрее. Несколько вопросов были связаны с переводом простых дробей в десятичные и десятичных в простые — примеры вроде тех, которые он решал дома, и, когда он кончил, у него хватило времени просмотреть еще раз всю работу, прежде чем учительница сказала:

— Положите ручки. Сядьте прямо. Ничего больше не трогайте. Работы оставьте на партах перед собой. Я их сейчас соберу.

Собрав работы, она добавила:

— Те из вас, кто будет обедать здесь, встаньте в очередь в конце коридора, а те, кто пойдет домой, выходят через главный вход.

— Ты примеры хорошо решаешь? — спросил Стэффорд, когда они стояли в очереди.

— Не очень, — сказал он.

— Десятичные дроби, — сказал Стэффорд. — Мы их в школе только начали проходить. В прошлом году было легче.

Когда они вошли в зал, Блетчли уже сидел там за столиком, что-то писал на бумажке, показывал мальчику, сидящему рядом, потом качал головой и тыкал в бумажку вилкой. Риген с ранцем за плечами стоял в конце очереди и рылся в карманах, ища деньги. Потом он подошел к женщине у двери и помотал головой. Она записала его фамилию и впустила его.

— После обеда проверка умственных способностей, — сказал Стэффорд. — В прошлом году был такой вопрос: «Без ног, а в землю уходит». Что это?

— Не знаю, — сказал он.

— Дождик. — Стэффорд засмеялся и откинулся на спинку скамьи. Он ел, как и писал, далеко отодвинувшись от стола.

— Ты все примеры решил? — спросил Блетчли, когда он проходил мимо.

— Да, — сказал он.

— Я кончил на полчаса раньше. Но мне не позволили выйти. А какой у тебя ответ в девятом? Восемьдесят четыре?

— Нет, — сказал он.

— Ну, так, значит, ты наврал, — сказал Блетчли и, поглядев на Стэффорда, пошел к двери.