Клаус Хагерюп - Маркус и Сигмунд

— Эй, Мэкакус, как ты думаешь?

— Что?

— Она обратила на меня внимание?

Маркус заморгал. Он не совсем понимал, кто и о чем его спрашивает.

— Кто обратил внимание на что? — прошептал он.

— Бента! Думаешь, Бента обратила на меня внимание?

Бента! Один только звук ее имени пронзил его тело горячим трепетом. Пожалуй, это самое прекрасное имя на свете. Почему все родители не называют своих дочек Бентами? Он этого не мог понять. У них ведь была такая возможность. Надо было просто зарегистрировать девочку с этим именем. Никто этого не запрещал.

— Бента, — тихо произнес он. — Бента.

— Да, — отозвался голос из света, — думаешь, у меня есть шанс, что Бента в меня влюбится?

Это был Сигмунд. Маркус почувствовал, как сердце сорвалось в груди. Тело стало тяжелым, как свинец, ноги опять выросли, он больше не поднимался к небесам, а падал на землю, твердую, как камень. Он долетел до пола и встал, дрожа, в той тени, из которой он бежал.

— Как я думаю, есть ли у тебя шанс, что Бента в тебя влюбится? — переспросил Маркус и почувствовал, как язык превратился в оберточную бумагу.

— Да, — ответил Сигмунд. — Ведь можно надеяться?

Маркус шагнул к Сигмунду в свет прожектора, три раза сглотнул и сказал тихим, но твердым голосом:

— Да, Сигмунд, надеяться можно. И я, по крайней мере, могу обещать, что помогу тебе в меру моих сил. Я расскажу ей, что ты — лучший из всех известных мне людей и что я горжусь нашим с тобой знакомством.

Сигмунд кивнул:

— Я знаю, Маркус. Если бы все были как ты, насколько лучше бы жилось на земле.

«Нет, — подумал Маркус, — если бы все были как я, жилось бы намного хуже, Потому что всем было бы так же плохо, как мне».

Сигмунд провел рукой по остаткам волос:

— Я весь в предвкушении. А ты?

— Да, — сказал Маркус. — Думаю, будет неплохо.

Во время концерта Маркус и Сигмунд стояли прямо перед сценой. Народ давил их сзади, но Маркус ничего не замечал. Концерт шел чуть больше часа, но он мог бы слушать Бенту и других Берт целую неделю. Он бы все выстоял. Маркус не очень хорошо разбирался в музыке, но Бента читала рэп так, как, по его мнению, читают рэп ангелы на небесах. Она была всего в паре метров от него, прыгала вверх-вниз, изворачивалась, как змея, и танцевала. В ней было восемь метров роста, она светилась изнутри, и все ее движения были идеальны: каждый жест, каждое движение головой, каждый шаг.

Раньше, когда Маркус влюблялся, все наступало мгновенно. Он влюблялся и был влюблен, пока чувство само по себе не проходило. Никогда не было никакого развития. Просто чувство равномерное по силе на всем своем протяжении. В этот раз было по-другому. Казалось бы, нельзя влюбиться больше, чем он влюбился, когда она взяла его за руку и сказала, что, может быть, это пройдет. Но он влюбился еще больше. Ему казалось, что с каждым исполненным номером она подходит все ближе и ближе. Будто она стоит там на сцене и читает свой рэп для него и в каждом слове — мольба о любви.

Маркус хотел крикнуть, что он влюблен не меньше, а то и в миллион раз сильней. Теперь он понимал, что она имела в виду, говоря, что это не пройдет. Потому что чувства, чуть ли не душившие его, не пройдут никогда. Они будут расти, пока не превратятся в зеленоглазое чудовище, которое его пожрет. Хуже всего, он никогда не сможет ей об этом рассказать, потому что это будет предательством. Предательством того, кто ему доверяет. Его лучшего друга. Сигмунда.

После концерта Маркус и Сигмунд пошли за кулисы в гримерку, где Берты их уже ждали. Маркус молчал, Сигмунд был в восторге.

— Потрясающий концерт, — сказал он, когда Берит спросила, как им понравилось. — Берит, ты — прирожденный диджей, Беата, ты играла на бас-гитаре, как бы сказать? Просто, мощно и элегантно. Это услаждало слух, а вы все вместе услаждали взгляд.

Обе девушки сделали реверанс.

— Вы изъясняетесь так прекрасно, господин Сигмунд, — сказала Берит.

— Да, вы настоящий джентльмен, — добавила Беата.

Сигмунд дернул за серьгу в брови.

— О'кей, — сказал он. — Говоря иначе: это было просто офигительно! А ты была…

Бента сидела перед зеркалом и сушила волосы. В зеркале она встретилась взглядом с Сигмундом.

— Да? — спросила она. — И как я?

— Ты была… — опять начал Сигмунд и сунул палец в серьгу. — Ты была… Ой!

— Не выдери серьгу, — сказала Бента.

— Я случайно за нее зацепился, — объяснил Сигмунд. — Ты была… великолепна.

Он поклонился перед зеркалом. Бента поклонилась в ответ, повернулась и посмотрела на Маркуса, считавшего щепки на одной из стен.

— А тебе как? — спросила она.

Он не отвечал.

— Так как тебе, Маркус?

Она сказала «Маркус», не «Мэкакус». Как-то это прозвучало более доверительно. Сколько щепок он, в сущности, насчитал? Четырнадцать?

— Тебе тоже понравилось?

Он обернулся, встретился с ней взглядом и провалился сквозь пол.

— По-моему, ничего, — сказал он.

Сигмунд с удивлением посмотрел на друга:

— Ничего?

— Да, — повторил Маркус. — По-моему, неплохой концерт.

— Вовсе не неплохой! — возмутился Сигмунд. — Это было величайшим музыкальным переживанием в моей жизни! Если ты думаешь, это было просто «ничего», то с твоим музыкальным восприятием что-то явно не то. Я даже скажу, что…

— Не обязательно ничего говорить, — сказала Бента. — Приятно, что ты не заскучал до смерти, Мэкакус.

Маркус кивнул:

— Мне тоже приятно.

Внутри он сжался, услышав свой собственный равнодушный тон, но у него не было выбора. Если он обнаружит свои настоящие чувства, он предаст Сигмунда и сам окажется величайшим мерзавцем на свете. Если он хотя бы только один раз сказал, что не влюблен, было бы еще ничего. Но в последние дни он практически больше ни о чем не говорил. Раскрой он сейчас карты, Сигмунд подумает: он врал всю дорогу и все его признания были трусливой, подлой тактикой, чтобы обмануть доверчивого приятеля: «Ах нет, Сигмунд. Я не могу влюбиться. Я ведь потерял способность любить! Можешь расслабиться! Я не буду стоять на пути твоей любви к Бенте Иверсен! Наоборот! Я помогу тебе, как ты мне помогал! Я же твой друг, Сигмунд! Можешь на меня положиться!»

И теперь, как только Сигмунд расслабился: «Ах нет, дорогой! Я совсем забыл сказать, что мы с Бентой влюблены друг в друга. Ко мне внезапно вернулась способность любить, понимаешь. Да, я понимаю, что звучит немного странно, но так получилось».

Это было невозможно. Таким подлецом он быть не мог. Он должен скрывать свои подлинные чувства, и делать это тщательно. Он не может делать вид, что слегка заинтересован. Тогда он себя выдаст раньше или позже. Одного взгляда или интонации будет довольно, чтобы Сигмунд увидел его насквозь, особенно сейчас, потому что сейчас он начеку. Нет, единственный способ — это делать вид, что ему все совершенно неинтересно. Концерт ничего. Девчонка ничего. Жизнь ничего. Он посмотрел на часы.