Ринат Валиуллин - Где валяются поцелуи

— А ты, значит, гражданский муж?

— Разве не похож?

— Нет, на мужа ты не тянешь… Я тебя слишком сильно люблю.

— Знаешь, почему с некоторыми мужчинами так легко, а с некоторыми вообще никак? Вот с тобой, например, легко, — не давала покоя Павлу Фортуна.

— Спасибо, почему же?

— Ты не ассоциируешь женщину ни с кухней, ни со спальней. И не пытаешься ее туда встроить. Женщине очень важно, чтобы ценили ее красоту.

— Да, женщине очень важно быть красивой, но еще важнее об этом слышать.

Мы должны были встретиться на набережной. В кармане Лучаны завибрировал телефон:

— Ты где? — опустил я приветствие.

— Я уже близко. А ты чем занимаешься?

— Люблю.

— И все?

— Разве этого мало?

— Конечно.

— Ну, я еще зашел в магазин, взял сыр, пармскую ветчину и бутылочку «Бароллы».

— Уже лучше.

— Надеюсь, тебя не накрыло ливнем?

— Нет, я спряталась под зонтом одного господина.

— Очень интимно.

— Я ему так и сказала, когда он мне предложил крышу над головой.

— Может, еще руку и сердце?

— Нет, только зонт. Он сказал, что всегда ходит с зонтом.

— Странно, судя по поступкам, сердце у него большое тоже, мог бы поделиться.

— Если у человека большое сердце, это же не значит, что надо его предлагать первой встречной.

— Думаешь, ты была бы первой?

— Думаю, последней. Кстати, я уже почти на месте. Ты через сколько будешь?

— Через час.

— Ты с ума сошел? Зачем я так торопилась?

— Ты про господина с зонтом?

— Я вообще, — скисло настроение у Лучаны, словно в парное молоко неба над головой добавили кислоты.

— Извини, засиделись с Крисом за чашкой кофе.

— А ты уже совсем рядом?

— Уже пришла, — услышал он голос над головой.

— Посмотри пока на воду.

— Сам смотри.

— Что видишь?

— Как в воду глядела, что ты опоздаешь.

— Смотри внимательнее.

— Ты меня так целый час будешь развлекать?

— Гондолу видишь?

— Ну и…

— А меня? — встал я со скамейки гондолы и протянул руки навстречу девушке на набережной.

— Когда я уже привыкну к твоим сюрпризам?

— Это будет самая вредная из привычек.

— Нет, самая вредная из них — это ты, — устроилась рядом со мною Лучана. Годнольер виртуозно вел нас по узким каналам, среди множества других суденышек, то прижимаясь к набережной, то ловко отталкиваясь от нее ногой, используя выступы и углубления, чтобы прибавить ходу. Совсем скоро он переправил нас на противоположный берег. Там было одно уютное местечко, на каменных ступенях, прямо у воды, с видом на аппетитный кусок Венеции, отрезанный от большого пирога и выложенный на блюдо из глянцевой глади моря. Сам торт украшали разноцветные крыши домов и белые, словно из сливочного крема, купола собора.

— Иногда можно питаться одними видами.

— А что делать с другими?

— С такими, как ты?

— Ну хотя бы.

— Скушала бы, будь ты съедобным.

— Буду.

— Пока ты будешь, я уже расхочу.

— Значит, я не зря зашел в магазин, — достал из пакета снедь и на нем же ее разложил.

— Подожди есть, полюбуйся красотой, архитектурой, — забрала свой взгляд Лучана и легко подарила пейзажу. — Ты даже бокалы прихватил?

— Чтобы не испортить общую красоту. Хотя зачем мне архитектура, если есть рядом ты, — откупоривая бутылку, я поднял глаза. — Тем более мне занавеска мешает.

— Ты про свадьбу? Да ладно тебе, красивая фата.

— Все женщины хотят замуж, и каждая готова поверить в любовь ради одного дня в белом платье.

Неподалеку от нас на разбросанных на набережной лепестках роз жених отчаянно целовал невесту. Сбоку от них стояла девушка и нагнетала романтику, выдувая мыльные пузыри.

— Нижнюю губу чуть глубже! Руку на талию! — расставляла предметы любви фотограф.

— Больше пузырей! Активнее! Плохо дуешь, — смотрела она в объектив, командуя своей помощницей.

Пара молодоженов, объятая метелью мыльных пузырей, стояла на коленях на каменном краю мутной воды, обнимаясь и целуясь на камеру. Потом они встали и повторили все в точности.

— Дайте, я подую, — крикнула наблюдавшая за картиной большая томная женщина с початой бутылкой вина в руке.

— Нет, ни в коем случае не давайте ей, — возразил ее щупленький кавалер, — она сдует невесту.

— Комедия, — прокомментировала Лучана.

— Мыльная опера, первая серия, — согласился я, разливая вино в бокалы.

— А может, и последняя, — приняла она от меня стекло.

Темная плотная вода никак не хотела отпускать меня, это были глаза Лучаны.

— Принц, вы будете моим королем? — прервала она поток моих мыслей и подняла свое стекло.

— Нет, я хочу остаться Маленьким, — мы чокнулись.

— Не верю, — сделала она два коротких глотка, — чего ты хочешь еще?

— Честно?

— Искренне.

— Если прямо сейчас, то быть твоим бюстгальтером, если завтра, то твоей навязчивой мыслью, если в ближайшем будущем, то твоим сном, — осушил я свою чашу.

— А если вообще?

— Просто твоим.

— Знаешь, в тебе определенно что-то есть, поэтому ты мой.

— А в тебе нет… кроме меня никого. Поэтому ты моя.

— Затяни меня покрепче в свои объятия, — поставила она свой бокал на мрамор набережной.

— Только не засыпай, — захватил я ее тело в плен своих рук.

— Извини. На меня напало зевотное, — прикрыла рот рукой Лучана.

— Дикое зевотное, — я тоже зевнул с ее подачи.

— Только без тебя все равно не уснуть, я не люблю засыпать одна, разве что спать: во сне можно заниматься чем угодно и с кем угодно.

— Тем более нечего спать, — закинул я голову наверх. — Может, после сходим в кино? Давно там не были.

— Не стоит, все равно ничего не увижу.

— Почему?

— Я же закрываю глаза, когда целуюсь, — сказала она, положила голову мне на грудь и уставилась в небо.

— Что там?

— Небо пропахло звездами, я продираюсь взглядом сквозь кусты их акаций.

— Да сегодня их полно, — тоже задрал я голову наверх.

— Я себя странно чувствую.

— Что-то случилось?

— По-моему, у меня аллергия.

— На вино?

— Нет, я же сказала — на звезды, когда они начинают цвести, дико хочется целоваться.

— Скоро уже будем на месте, — сказал Павел, посмотрев на часы.

— Очень хочется посмотреть на гондолы, да и на Гранд канал.

— А прокатиться не хочется?

— Еще как! Хочется всего и сразу.

— А что мешает?

— Все и сразу.

— О чем ты все время мечтаешь? — спросил я ее, когда отдышался, глядя в ее глаза, которые бродили по потолку.

— Если я тебе расскажу, ты посчитаешь меня развратной.

— Тогда лучше покажи, — продолжал я лежать на ней, теплой и влажной, после того как мы выпили по оргазму. — Ну скажи мне, какое твое самое сокровенное желание?