Мэгги О`Фаррелл - Рука, что впервые держала мою

Иннес криво усмехнулся:

— Знаю. Но все равно позвони ему, ради меня, ладно?

В ту ночь Иннес умер. Его плеврит перешел в пневмонию. Умер он около трех ночи — высокая температура, остановка дыхания. Рядом никого не было. Дежурная медсестра ушла за доктором, а когда привела, было уже поздно.

Лекси никогда не свыкнется с мыслью, что Иннес, ее любимый, умер в одиночестве; что она спала на другом конце города, в их общей постели, когда он испустил последний вздох, когда остановилось его сердце; что врача не было на месте — он спал где-то в кабинете; что Иннеса пытались вернуть к жизни, но безуспешно; что ее не было рядом, что она ничего не знала, не могла быть с ним и никогда уже не сможет.

Ей, разумеется, ничего не сказали, ведь она была любовницей — неофициальной, незаконной. В больницу она пришла ровно в два, оживленная, с букетом фиалок, газетой, парой журналов и любимым кашемировым шарфом Иннеса. Две медсестры преградили ей путь и повели в кабинет; в одной из них Лекси узнала ту, что дежурила в первый вечер.

— Простите, мисс, — на слове «мисс» сестра сделала ударение, словно давая понять, что все знает, с самого начала знала, — мистер Кент сегодня ночью умер.

Лекси чуть не выронила журналы, еле удержала в руках скользкие обложки. И сказала:

— Не может быть.

Сестра ответила, глядя в пол:

— К сожалению, это так.

Лекси сказала:

— Нет. — И повторила: — Нет. — Очень бережно положила на стол фиалки. Журналы и газету — рядом. Она поймала себя на мысли: надо держаться, надо быть вежливой. На столе стоял стеклянный сосуд, рядом лежали щипцы и крышка, явно не по размеру сосуда. — Где он? — услышала Лекси собственный голос.

Никто не ответил, и Лекси оглянулась. На лицах обеих сестер читалось замешательство.

— Его жена… — начала одна и осеклась.

Лекси ждала.

— Приходила его жена, — продолжала сестра, так и не взглянув на нее. — Она уже распорядилась.

— Распорядилась? — повторила Лекси.

— Насчет похорон.

Лекси живо представила картину: Глория заходит в палату. Или его куда-то унесли? Да, скорее всего, унесли — освободили кровать для следующего больного, как обычно в больницах. Иннеса унесли в морг или в свободную палату. Глория пришла в морг — наверное, где-нибудь в подвале, — цокая каблучками, с высокой прической, жесткой от лака, руки в перчатках, позади нее — худосочная девочка. Взглянула стеклянными глазами на тело — тело, которое принадлежит Лекси, тело ее любимого. Прижала ко рту носовой платок, в основном ради эффекта. Была ли на ней шляпка с вуалью? Почти наверняка. Подняла ли она вуаль, чтобы в последний раз взглянуть на мужа? Почти наверняка нет. Протянула ли руку, прикоснулась ли к нему? Вряд ли. Долго ли пробыла с ним? Обращалась ли к нему? А дочь? И Лекси представила, как она выходит из комнаты и просит разрешения позвонить, распорядиться насчет похорон.

— Можно на него посмотреть? — спросила Лекси у сестер, когда собирала вещи. И почувствовала ответное молчание. Она вслушивалась в него, ощущала его вес, его тяжесть. Высунь она язык, ощутила бы его вкус. — Я хочу его увидеть, — пояснила она: вдруг ее не слышали, не поняли? Даже прибавила: — Пожалуйста.

Медсестра неопределенно мотнула головой — то ли да, то ли нет. И вдруг в ней будто что-то оттаяло, голос потеплел.

— Простите, — сказала она, — но это разрешается только членам семьи.

Лекси глотала слезы.

— Пожалуйста, — шепнула она снова, — пожалуйста.

Медсестра покачала головой, на этот раз более решительно:

— Извините, нет.

Из горла Лекси вырвался то ли крик, то ли всхлип, то ли рыдание. Она зажала ладонью рот. Надо держать себя в руках: если она даст волю слезам, то так ничего и не узнает, а другого случая ей не представится. Загнав слезы поглубже, хоть ненадолго, Лекси снова заговорила.

— Могу я задать один вопрос? — сказала она. — Всего один. Он еще здесь или она его забрала?

— Не могу вам сказать, — ответила сестра, переглянувшись с напарницей.

Лекси подалась ей навстречу, будто могла учуять ложь по запаху.

— Не знаете или не можете сказать?

Вторая сестра чуть дрогнула.

— По-моему… — начала она. Но напарница остановила ее взглядом. Сестра пожала плечами, посмотрела на Лекси и, вздохнув, продолжала: — По-моему, тело мистера Кента уже увезли. В обед.

Лекси кивнула.

— Не знаете куда?

— Не знаю.

И Лекси поверила. И, поняв, что делать здесь нечего, засобиралась уходить. Собрала фиалки, переложила в руку, державшую шарф Иннеса, до того здесь неуместный, словно из другой жизни. Неужели всего час назад она доставала этот шарф из шкафа, не зная еще, что Иннес умер?

Умер.

Лекси взглянула на сестер, уже ничего не видя из-за слез.

— Спасибо, — сказала она, твердо решив не распускаться, не плакать при них, открыла дверь и шагнула за порог. Она не могла смотреть на дверь палаты, на кровать, где он лежал, где они лежали вместе еще вчера и где он умер, один, без нее. Из душного больничного коридора она вышла в город, одна.

Лекси проплывает по Пиккадилли, сумочка через плечо. Феликс петляет следом, уклоняясь от встречных прохожих. В толстых солнечных очках и мини-пальто, Лекси притягивает изрядное количество восхищенных взглядов. У ворот Грин-парка Феликс, поравнявшись с ней, берет ее за руку, останавливает.

— Ну?.. — спрашивает он.

— Что — ну?

— Едешь со мной в Париж или нет?

Лекси поправляет воротник пальто — слишком уж пестрый, в черно-белых зигзагах, от которых у Феликса рябит в глазах; где она берет эти вещи? — откидывает волосы.

— Еще не решила, — отвечает она.

Вот несносная женщина, вздыхает Феликс, другой такой он не встречал.

— Неужели все мои слова для тебя пустой звук?

— Я дам тебе знать. — Лекси отворачивается, окидывает взглядом улицу.

Тряхнуть бы ее хорошенько, залепить пощечину. Но она непременно даст сдачи, а его все чаще узнают на улицах, видно по быстрым взглядам прохожих. Нет, нельзя ему затевать потасовку посреди Пиккадилли.

— Дорогая, — Феликс тянет ее к себе, нисколько не смущаясь тем, что она вырывается, — послушай, я бы ни за что не хотел, чтобы ты оказалась в гуще мятежа. Но если ты поедешь со мной, тебе ничто не грозит. И я мог бы свести тебя кое с кем. С нужными людьми. Может, пришло время.

— Для чего?

— Время… — Феликс чертит в воздухе круг, на ходу придумывая, как закончить мысль, — расширить твои горизонты. Профессиональные.

— У меня нет желания, — огрызается Лекси, — расширять горизонты. Какие бы то ни было.

Феликс отвечает со вздохом:

— Работа твоя тут ни при чем. Поехали, да и все.

Лекси оборачивается, сверкнув очками:

— На что ты намекаешь?