Лариса Васильева - Бессонница в аду

Мария удивлялась про себя, как быстро все девушки адаптировались к новым условиям. Многие уже чувствовали себя тут настолько хорошо, что явно не захотели бы возвращаться, если бы им предложили. Студенткам нравилось, что здесь не надо корпеть над учебниками, а те, кто на воле уже работал, радовались неожиданному бессрочному отпуску: не надо было торопиться на работу, во всяком случае тем, кому достались в «мужья» врачи. Да всем девушкам приходилось работать гораздо меньше, чем на воле, здесь на полную катушку эксплуатировали только не нашедших себе покровителей, таких, как Мария. Единственный огорчительный момент для девушек — тут все зависело от мужчины. Если есть «муж», твоя жизнь будет проходить относительно спокойно, только надо угождать ему. Для привыкших к свободе девчонок это было нелегко, ведь они воспитаны были по-другому, в духе равноправия, и теперь, вот так, внезапно, вернуться во времена домостроя, конечно, сложновато. Однако женщины свыклись и с этим.

К тому же, многие тут жили, как настоящие семейные пары. И «жены» так же, как и на воле, зачастую пилили своих «мужей», хотя те могли безнаказанно применять физическую силу. Но в основном тут были нормальные люди, за исключением нескольких охранников, склонных к садизму, Леонида Сергеевича и самого Хана. Мария была шокирована, когда одну из девчонок вечером всенародно все в том же холле наказывал «муж», хотя к нему, конечно, больше подходило слово «хозяин». Охранник Юра сам привязал свою девушку, сдернул с нее платье и отстегал ремнем. Все остальные, включая и женщин, с удовольствием смотрели на это своеобразное шоу, потягивая пиво. На следующий вечер наказанная появилась как ни в чем не бывало. На сочувственные вопросы взмахнула рукой, легко ответила:

— А-а, ерунда, сама была виновата.

Если бы Мария участвовала в этих посиделках, она бы уже не раз услышала, что Хан не то что совсем уж изверг, но с головой у него не в порядке, иной раз на него такое находит, что лучше не попадаться ему под руку и что тут ему на самом деле разрешено все. Старожилы рассказывали множество историй о его жестокости во время таких припадков.

Мария прошла по пустым коридорам к входной двери. Впервые за все время пребывания в этом концлагере, у нее появилась возможность не спеша осмотреть территорию. Мысль о побеге никогда не покидала ее, и сейчас было самое время поискать подходящий способ. Она вышла наружу и остановилась на плитах, меж колонн. Климат тут прекрасный: днем тепло, солнечно, а по ночам частенько проходят небольшие дожди, вот все и растет. Громадная огороженная территория Центра буйно зеленела, а меж густой зелени просматривался высокий глухой бетонный забор. На газонах трава была подстрижена, цветники ухожены, на них уже отцвели гиацинты и нарциссы, а сейчас расцветало множество роз. Вдали, за разбросанными корпусами, виднелись ровные ряды плодовых деревьев. Мария решила пройтись туда, в сторону сада. Вроде бы им никто не запрещал выходить из здания, гулять по двору, об этом ничего не говорили, но все как-то опасались далеко отходить. Боялись нарваться на сторожевого пса, они здесь были ростом с телят. А Мария до этого дня так уставала, что ей было не до прогулок. Где-то далеко, за садом, виднелись еще какие-то здания, хозпостройки, а по периметру, через равные промежутки, высились железные конструкции — сторожевые вышки. Направо от крыльца дорога, выложенная большими бетонными плитами, вела к воротам. Там, у пропускного пункта, всегда стоял охранник с автоматом в руках, а чуть в стороне вздымалось еще одно металлическое уродливое сооружение с охранником наверху. У ворот она видела пару вольеров с громадными собаками. Вечерами, вскоре после ужина, раздавался предупреждающий сигнал, и уже через полчаса после него выпускались эти псы, такие монстры могли запросто разорвать любого человека, а слушались они только кинологов и Хана. Даже охранники их боялись.

И сейчас Мария побрела вдоль здания в сторону сада, подальше от ворот с охраной. Прошлась под зелеными кронами яблонь и груш, потом потянулись кусты смородины, малины и снова деревья. На улице, на свежем воздухе, ей стало немного легче, она расслабилась, прошла головная боль. После сада попала на огород — длинные ряды вскопанной земли, крепкие кусты овощных культур. Огурцы уже вовсю стелились по земле, она даже заметила первые небольшие плоды. Полосы моркови, свеклы… Похоже, тут растут все фрукты и ягоды, какие она только знала, да еще масса овощей. Понятно, откуда у них каждый день свежий салат на столе. У Маши было такое чувство, словно она оказалась дома. Ей хотелось лечь на траву и, как показывают в старых фильмах возвращение солдат с войны домой, прильнуть щекой к земле и заплакать.

Она шла все дальше, свернула в сторону, подальше от ограды, пересекла асфальтированную узкую дорогу, поднялась на пригорок и огляделась. То, что она увидела, просто поразило ее: этот огороженный клочок земли был действительно райским местечком: с одной стороны дороги раскинулся парк с чисто выметенными дорожками, английскими газонами, а за деревьями синел небольшой пруд или озеро. Деревья в парке собраны, как в дендрарии, — необычные, красивые. Отсюда уже была почти не видна знакомая вышка у ворот, но зато поблизости вздымались другие. Бетонный забор все так же просматривался сквозь зелень, но теперь он был заметнее с другой стороны парка. Забор пытались скрыть густым, высоким кустарником. Мария заметила на двух ближайших вышках охранников, один разглядывал ее в бинокль, она помахала ему и вернулась на огород. Полюбовалась на грядки с поздними сортами помидоров. Из поливочного водопровода тихонько текла вода, журча, как ручеек. Молодые побеги овощей глушила трава, Мария присела и стала прорывать сорняки. Земля раскисла, дергать было легко, одно удовольствие. Работала часа полтора, пока не заболела спина, и только когда распрямилась, заметила наблюдавшего за ней человека.

— Ты кто? — спросил черноглазый, черноволосый мужик, по-видимому, давно разглядывавший ее.

В эту минуту из-за кустарников к нему подошла еще и женщина.

— Здравствуйте. Я на кухне работала, — поднимаясь с колен сказала Мария. — А сегодня мне разрешили гулять.

— Что, умеешь отличить траву от помидора?

— Умею.

— Как звать? Хочешь, приходи, работай, — разрешил он и, не дожидаясь ответа, пошел прочь.

— Мария… Хорошо… — растерянно сказала ему Мария вслед.

— Меня Риммой зовут, а его — Ильгизом. Ты не обращай внимания, он добрый, только неразговорчивый. Раз разрешил, значит, приходи, можно. Хочешь свежих огурцов?

— Хочу…

— Ты много прорвала, и аккуратно работаешь, — Римма сполоснула пару молодых огурчиков и протянула ей.