Лариса Васильева - Бессонница в аду

Мария стала ждать, когда на контрольной полосе зелень поднимется повыше. А пока продолжала полоть сорняки на грядках, но теперь она стала их сушить и складывать в маленький стожок. Потом принесла кусок старого одеяла, случайно найденный в кладовке и предназначавшийся, скорее всего, для мытья полов, расстелила его в ажурной тени высоких кустов ирги и каждый день отдыхала там, приучая охрану на вышке к тому, что она частенько сидит, а то и лежит здесь на солнышке… Охранники уже запомнили ее и приветственно махали рукой, когда она появлялась на своей делянке. Однажды Мария подошла поближе к контрольной полосе, якобы собирая полевые цветы, а на самом деле — специально, чтобы проверить, как среагируют часовые, и тут же получила ответ: перед ней взвились маленькие смерчи пыли от выпущенных пуль. Она шарахнулась к кустам, оглянулась на вышку, охранник погрозил ей автоматом. Она в ответ показала ему кулак, рыжий черт, следит… Как еще у нее хватило ума не зайти на эту проклятую полосу!

На облюбованном ею для побега месте трава росла быстрее, чем вокруг, — земля тут была более влажная, сюда стекали дождевые стоки. Это было самое удачное место — низинка, поднявшаяся трава уже сейчас скрывала небольшой размытый овражек, пусть он будет у забора глубиной всего сантиметров тридцать, и то хорошо, ей меньше копать придется. К тому же, на этом участке забор от вышки до вышки был выставлен не по прямой, а чуть выгибался посередине этого прогона внутрь территории, одна из плит ограждения стояла под углом, и потому с одной вышки пересечение ее овражка с забором вообще не просматривалось. Как-то она рискнула, прокопала канавку от грядки и почти до края контрольной полосы, до начала ложбинки, бросила в эту канавку шланг и полностью открыла кран поливочного водопровода. Сильный напор воды быстро продлил ее канавку до контрольной полосы, а дальше уже по имевшемуся естественному уклону вода хлынула в нужном направлении и за полчаса намного увеличила промоину под забором. Никто ее проделки не заметил, поскольку Ильгиз давно не заглядывал сюда, а Римма хотя и бывала почти каждый день, но никогда не заходила за крайний ряд кустов смородины — ужасно боялась, что охранник на вышке подумает, что она хочет бежать и уже стоит на контрольной полос, и пристрелит ее. Ей казалось, что сверху трудно различить, где начинается контрольная полоса. Она и Машу об этом предупредила.

Мария понимала, что если бежать, то только сейчас, иначе промоину заметят и засыплют землей, но все оттягивала решающий момент. Пока-то она живет, пусть и в неволе, но все же это жизнь, и уже притерпелась как-то к плену, привыкла к этому своему громадному огороду, к жизни на уровне растения — поела, поспала… Характер — есть характер: терпеливость — ее главная черта. К тому же, как это ни смешно, ее беспокоило то, как ее встретят дома. Она с неприятным чувством представляла, как знакомые будут ужасаться ее виду, расспрашивать и сочувствовать ей. За время работы на огороде она поправилась и посвежела, чувствовала себя определенно лучше, если припомнить не только жизнь в неволе, но и последние пару лет, тем не менее, ей совершенно не хотелось чувствовать на себе удивленные взгляды. «Уезжать надо подальше, чтобы не было рядом никаких старых друзей и знакомых, надо кардинально все изменить…», — решила она.

Благодаря Хану, разговоры с которым заставили ее беспристрастно оценить прожитую жизнь, она увидела все свои промахи, ошибки и теперь ужасалась своей пассивности, аморфности. Больше она не хочет тратить жизнь на то, чтобы подавать мужу наглаженные рубашки, подбирать за ним разбросанные газеты и грязные носки, бегать на работу, отсиживать положенные часы в своем постылом проектном бюро, а затем вновь бежать домой, чтобы успеть к приходу Вени приготовить ужин. Представить страшно унылые вечера — муж ведь никогда с ней не разговаривал, сидел молча перед телевизором, а сын-то уже небось поступил в институт и уехал. Вынужденная разлука, позволила ей отвыкнуть от мужа и сына, от всей прошлой жизни, и она ни за что не станет заново втягиваться в тот однообразный постылый ритм. Да, если удастся сбежать, она изменит свою жизнь, начнет все с нуля… Но для этого надо рискнуть, сбежать.

Пожалуй, если она сбежит, в новой жизни ей будет не хватать ночных бесед с Ханом… Да, двуликий Хан: внимательный ночной собеседник и равнодушный врач-изувер днем.

И все же, бежать было страшно: если ее поймают — сразу убьют, в назидание другим. Попытка возможна только одна, как у саперов, она должна быть удачной.

Галя все так же работала в прачечной и каждый день жаловалась, как ей там тяжело, какое грязное приносят белье и какие засранцы, эти врачи и их молодые жены. Она утверждала, что их постельное белье особенно плохо отстирывается, а еще труднее потом его гладить. А Валя вскоре была переведена на другое место, теперь она должна была мыть полы в коридорах и холлах, следить за чистотой облицованных пластиковыми панелями стен. Галя завидовала Марии, ее нынешнему привилегированному положению, особенно возможности спать после обеда.

А там, на воле, Мария никогда не позволяла себе отдыхать днем…. Как же ей трудно решаться на перемены, до чего же она быстро ко всему привыкает, даже в жизни в неволе умудрилась найти положительные стороны. Пожалуй, глупо всю жизнь довольствоваться тем, что имеешь, а раньше она считала это своим достоинством… А ведь с таким «достоинством» люди бы до сих пор жили в каменном веке.

Как-то утром к ним в комнату заглянул охранник, позвал Наталью:

— Иди, пол помой в лаборатории.

Мария удивилась, что это вдруг старушку заставляют работать? Вскочила с кровати:

— Давайте я помою, Наталья швабру не поднимет…

А Наталья вдруг преобразилась: она села на кровать, вцепилась сухими ручонками в прутья, ужасно побледнела и закричала изо всех сил, выпучив глаза:

— Нет, нет, не хочу!

Странно, как бурно она реагирует на этот приказ… И тут в комнату вошел еще один парень, они молча подхватили истошно визжащую бабульку и потащили по коридору.

Оставшиеся женщины растерянно переглянулись:

— С ней сейчас будут что-то делать?

Наталья в тот день не вернулась, а ночью всех разбудил ее душераздирающий вопль. Жуткий крик звучал так долго… Даже странно, как такая маленькая старушка смогла так сильно кричать…

Хан ночью не пришел. Утром во время завтрака, все молчали, многих медиков за столом вообще не было, а когда вставали из-за стола, Мария заметила, что жены лаборантов многозначительно поглядывают на ожидавших завтрака Галю и Валентину, и услышала, как они перебросились парой фраз:

— Опять неудача?

— Ужас! Вся кожа с нее слезла, и она еще шла так! Бр-р! Кусок мяса, как освежеванная туша… Леша рассказывал, так и ковыляла по коридору… — услышала Мария.