Виктор Левашов - Третья половина жизни

– Когда?

– Вчера. Второй вопрос – рудная база. Это к тебе, Александр Емельянович. Открытие богатой руды на Медвежьем ручье даёт нам возможность планировать получение файштейна уже в этом году или в начале следующего. Как первый этап. А цель – получение в Норильске чистого никеля и чистой меди. Норильский комбинат, выпускающий файнштейн, который всю зиму будет лежать в Дудинке и только в навигацию отправляться в Орск или на Кольский полуостров, такой комбинат не нужен никому. Норильский комбинат, выпускающий чистый никель, который можно доставлять на любой завод страны, хотя бы и самолётами, такой комбинат сегодня нужен нашей промышленности, как глоток воздуха, а завтра будет нужен, как свежая кровь. Поэтому, Александр Емельянович, главное твоё дело: будущий комбинат должен быть надежно обеспечен рудой… У вас вопрос?

– Не только у меня, – ответил Шаройко. – У всех. В постановлении Совнаркома конечным продуктом указан файнштейн.

– Не думаю, что нас будут сильно критиковать, если мы дадим чистый металл.

– Значит, кроме плавильного цеха и конверторов, нужны электролизные цеха…

– Логично, – согласился Завенягин. – А кроме того, отделения разделительной плавки, анодной плавки в электропечах.

– Значит, нужна новая электростанция, очень мощная. Что ещё? Кислородный завод…

– Вот мы и приступили к третьему главному вопросу, – кивнул Завенягин. – Проект. То, что сделали ленинградцы, нас устроить не может. Поэтому вы, товарищ Шаройко, назначаетесь главным инженером проекта Норильского комбината и города.

– Города? Или рабочего посёлка?

Завенягин написал на листке цифру и показал участникам совещания.

– Вот столько никеля должен давать комбинат. Прикиньте, какой должна быть численность рабочих. А теперь увеличьте её в два раза – семьи, дети… Сколько получилось?

– Примерно шестьдесят – восемьдесят тысяч человек, – подсчитал Шаройко.

– Можно такой населённый пункт назвать рабочим посёлком?

– Нет. Это город.

– Город Норильск, – повторил Завенягин. – О чём задумались, товарищи?

– Скажу, – ответил Воронцов. – Ты здесь, Авраамий Павлович, недавно, а мы… Ты представляешь, каких огромных, нечеловеческих усилий потребует осуществление этой красивой мечты?

– Это не мечта, нет, – возразил Завенягин. – Это самая насущная, страшная необходимость. Поверьте мне. Ничего больше я сказать не могу.

– Авраамий Павлович, там привезли лопаты и рукавицы, – всунулся в приёмную Саша. – Говорят, вы приказали.

– Очень хорошо. Мы выдвинули лозунг: «Все на борьбу со снегом!» Там не добавлено: кроме работников управления. А потому: все на борьбу со снегом. Нельзя устроить через трансляцию какую-нибудь веселую музыку?

– Почему нельзя? – отозвался Саша. – Будет сделано!

И на всю округу, от озера Долгого до Шмидтихи и Медвежки, разнеслось из громкоговорителей:

Нас утро встречает прохладой,

нас ветром встречает река,

Кудрявая, что ж ты не рада

весёлому пенью гудка?..

«Валенки, валенки, не подшиты, стареньки», – гремел над полотном железной дороги голос Лидии Руслановой с шипящей, затертой пластинки. Шла отсыпка грунта в последние километры дороги в районе Дудинки. Тяжелая, изматывающая работа. Проваливаясь в раскисшую летнюю тундру, заключённые на носилках носили грунт от карьера к насыпи, на тачках или перекатывая ломами, перетаскивали валуны, укладывали вручную шпалы и рельсы. Пот, грязь, мошка, последний предел людского изнеможения. А из репродуктора на столбе: «Валенки, валенки…»

Метался по площадке, подгоняя рабочих, Козлов:

– Шевелись! Пошевеливайся… Быстрей! Бегом!..

– Убери эти валенки, начальник! – обратился к нему один из заключенных. – Третью неделю слушаем, хуже гнуса обрыдли!

– Потерпишь! Приказано развлекать вас весёлой музыкой, вот и развлекайся!.. Шевелитесь! Бегом!

– Убери, все тебя просят!

– Поговори у меня!

– Ах, так?

Зэк выбрал из тачки булыжник и швырнул его в репродуктор. Музыка оборвалась. Козлов даже задохнулся от возмущения:

– Ты!.. Ты что?!. Ну, Сахновский! Проявил свою сущность! Теперь всё. Хватит, долго я тебя терпел! Теперь ты у меня…

– Да пошёл ты…

Сигнал дрезины заглушил его слова. Дрезина двигалась по недостроенному участку очень медленно, поэтому сигнал длился довольно долго. Наконец, стих.

– …вместе с твоими холуями! Понял?

– Ты!.. Ты это кому – мне?!

– Да, тебе! – бросил заключённый и взялся за тачку.

Из дрезины вышел Завенягин в сопровождении секретаря.

– Что тут у вас?

– Товарищ Завенягин, диверсия! – доложил Козлов. – Этот гад мало того, что всех мутит, всё ему не так, так он ещё репродуктор разбил! Камнем! Наша музыка ему не нравится! А советская власть ему нравится?

– Ты – советская власть?! – возмутился заключённый. – Да ты, гнида, хуже любого фашиста! Ты…

– Немедленно прекратите! – приказал Завенягин.

– А вы лучше его? – не унимался зэк. – Да такое же…

Бригадники попытались утихомирить его, увести, но он вырвался, продолжал:

– Мы ждали – человек приехал! Ученик Серго Орджоникидзе, коммунист! А вы – по людям карабкаетесь! Гнусу всех скормить, в болото уложить вместо балласта! Только бы доложить, на неделю раньше, на день, отрапортовать о победе! Дорога пущена! Фундамент сдан! Да кому нужны эти фундаменты, если за них приходится платить такой ценой?!

– Молчать! – приказал Козлов. – Конвой!.. Ну, Сахновский, ты заплатишь за эти слова! Увести! В ШИЗО!

– Отставить, – распорядился Завенягин. – Продолжайте работать.

– Ничего серьезного, – доложил Саша, успевший сбегать в радиорубку. – Я наладил.

Зашипела игла на пластинке, над дорогой разнеслось: «Валенки, валенки…»

– Прекратите.

– Вы же сами приказали, – напомнил Саша.

– Я ошибся.

– Как скажете…

Музыка прекратилась.

– Да? Даже жалко, мы уже как-то привыкли, – проговорил зэк, берясь за тачку. – Будем сами себя развлекать. «Чтобы к милому ходить, надо валенки подшить. Валенки, валенки…»

– Авраамий Павлович, я вас не понимаю, – возмутился Козлов. – Это же враг! Обнаглевший! Не скрывающий своей ненависти к нам! Не дать отпора – значит, попустительствовать!

– Товарищ Козлов, вам было поручено сооружение ряжевых причалов в порту. Как готовились основания под причалы?

– Вы же знаете, что Енисей встал на месяц раньше обычного. Как мы могли…

– Планировка дна производилась? – продолжал Завенягин.

– Я же объяснил…

– Фашины укладывались?

– Авраамий Павлович!..

– Каменная наброска тоже не проводилась?

– Я не понимаю, какое отношение это имеет к тому, что здесь только что произошло!

– Я только что был в порту. Произошло там вот что. Все ряжи оторваны от грунта. Уничтожены результаты огромного труда. Мы остались без причалов в тот момент, когда они нам больше всего нужны. Чтобы хоть как-то выправить положение, придётся снять сотни людей с самых ответственных участков и бросить их на разгрузку судов.