Виктор Левашов - Третья половина жизни

– Там… какой-то человек. Мне показалось – Завенягин.

– Это и есть Завенягин! – хором закричали мы и только тогда сами поверили: спектакль получится.

Спектакль получился. Три сезона он шел с аншлагом, что для небольшого города очень большая редкость. Позже его возобновляли и показывали высоким гостям.

Писать об истории – дело неблагодарное. Всегда скажут: и то было не так, и это было не так. Но как бы там ни было на самом деле (а кто точно знает, как было на самом деле?), будет так, как написал я. И в памяти норильчан Завенягин останется таким, каким был в пьесе. Со стаканом норильского «шампанского», поднимающим тост:

– С Новым годом, друзья, с новым счастьем. С новым, 1941-м годом!

Ранним утром 19 июня 1956 года на рейде Дудинки в низовьях широко распахнувшегося Енисея из снежной пелены выяснился двухпалубный пассажирский теплоход «Александр Матросов», отработал назад, гася набранную за ночь скорость, и медленно пошёл к берегу сквозь строй самоходок и барж, ржавыми утюгами лежавшими на воде в ожидании разгрузки. Стояло безветрие, отвесно падал снег, затягивая рейд с нависшим над ним тяжелым косогором в бараках и мелких избах Дудинки. Низкое солнце полярного лета сочилось сквозь облака, насыщало всё вокруг странным рассеянным светом. В нём тускнели бортовые огни «Матросова» и сочно, геранями, алели флажки и кумачовые плакаты на рубке.

Теплоход ждали. Ещё с вечера на подъездные пути порта был загнан состав в полтора десятка пассажирских вагонов, старых, с выступающими подножками, но свежеокрашенных, ярко-зеленых, тоже в праздничных кумачах. Едва «Матросов» показался из-за голых правобережных бугров, навстречу ему от причала ринулся катер, приветственно паля ракетами, на лихом вираже обогнул теплоход. Но палубы были пустынны, звук выстрелов глох над водой, свет терялся. И только когда капитан дал три гудка и загремела корабельная музыка, всегда сообщающая любой остановке праздничную величавость прибытия, на теплоходе оживились. Первые заспанные пассажиры высунулись на палубы и ахнули – снегу, холоду, странному рассеянному свету, заворожено прилипли к поручням. Ударил и смолк на корме баян. И пока заводили швартовы и теплоход отрабатывал взад-вперёд, притираясь к измочаленному весенним ледоходом причалу, из всех кают и трюма лезли и лезли парни и девушки, протискивались к борту и застывали в молчании перед этой неизвестной землёй, желанной и пугающей, как судьба.

Это были первые семьсот человек из шести тысяч молодых москвичей и ленинградцев, которые вызвались приехать на строительство Норильского горно-металлургического комбината в ответ на обращение ЦК КПСС и Совета Министров СССР к молодёжи страны с призывом принять участие в освоении Крайнего Севера и Дальнего Востока.

Как всякое большое событие, отправка молодёжи в Норильск имела две стороны, внешнюю, видимую всем, и другую, глубинную, невидимую извне, но предопределяющую всё, как течение реки предопределено невидимым рельефом русла.

Внешней стороной были громкие, с митингами и оркестрами, проводы эшелонов из Москвы и Ленинграда, митинг в Красноярске при пересадке с поезда на теплоход, митинг был назначен и в конце пути, в Норильске, где на отшибе от города, возле одиноко торчавшего среди тундры беленого здания вокзала уже ждала обтянутая кумачом трибуна. Стоявшие на трибуне руководители города и комбината знали, чем было вызвано обращение ЦК и Совмина к молодёжи страны. После большой амнистии 1953 года и массовых реабилитаций при Хрущеве все северные стройки, на которых работали миллионы заключенных, испытывали острый дефицит кадров. Из Норильска уехали тысячи квалифицированных рабочих и инженеров, стало некому добывать руду и стоять вахты у плавильных печей. Оргнабор не мог восполнить убыль рабочей силы, хотя вербовщики сулили золотые горы. Нужно было искать другое решение.

В стране уже был опыт привлечения молодёжи для решения хозяйственных задач. По призыву партии празднично украшенные эшелоны отправились из десятков городов на освоение целины. И хотя из новосёлов уже через год не осталось и половины, миллионы гектаров земли в Северном Казахстане были вспаханы и засеяны. По проторенному пути пошли и сейчас. Так решалась и ещё одна проблема, очень беспокоившая руководство страны: из городов убиралась наиболее активная часть молодёжи. Лучше пусть что-нибудь строят на северах, чем мутить воду в городах с перенаселёнными коммуналками и растущей безработицей.

О чём думали руководители Норильска, глядя с трибуны на растерянную молодёжь, заполнившую привокзальную площадь? Многие были в лёгких куртках и кедах. Выезжали из лета, а оказались в зиме. О чём думал директор комбината Владимир Васильевич Дроздов, приветствовавший молодых патриотов, решивших связать свою судьбу с заполярным Норильском? Он хорошо знал, что их ждёт. Тяжелая физическая работа за очень небольшие деньги. В те годы зарплата с северными надбавками, установленными для вольнонаёмных, не покрывала стоимости жизни в условиях Заполярья. Жизнь в наскоро переоборудованных холодных лагерных бараках. В городе было всего одно многоэтажное общежитие на Гвардейской площади с привычными для столичных жителей бытовыми условиями. Сколько из этих семисот человек останется в Норильске через год? А на подходе ещё тысячи молодых людей, так необходимых городу и комбинату.

До назначения в Норильск Дроздов несколько лет был членом коллегии Министерства цветной металлургии. Он хорошо знал, как устроен механизм государственного управления и на какие рычаги нужно нажимать, чтобы получить нужное постановление. Сравнительно просто оказалось пересмотреть условия оплаты труда. Подготовленные экономистами комбината расчёты доказывали, что средняя зарплата молодых рабочих, занятых преимущественно на строительстве, вдвое меньше необходимого прожиточного минимума. Постановлением правительства поясной коэффициент был установлен в размере 1,8 и по 10 процентов за каждые последующие полгода до трёх лет. Через три года норильчане стали бы получать 240 процентов от зарплаты жителей материка, как здесь называли всё, что южнее 69-й параллели.

Одна проблема была решена. Решить другую проблему оказалось гораздо сложнее. Прибегли к помощи демагогии – ЦК ВЛКСМ объявил Норильск Всесоюзной ударной комсомольской стройкой. Решающей для правительства была возможность получать никель и медь, которые можно продавать за границу и тем самым пополнять запасы конвертируемой валюты для закупки пшеницы твёрдых сортов в Канаде и для помощи национально-освободительным движениям развивающихся стран. В 1958 году вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об ускоренном развитии Норильского промышленного района, многократно увеличилось финансирование и материально-техническое снабжение. Город превратился в огромную стройку. Модернизировались старые цеха и строились новые, целые жилые кварталы прорастали в тундре. Возводились многоэтажные дома, заложили телецентр, широкоэкранный кинотеатр и плавательный бассейн, сооружение небывалое для этих широт.