Дмитрий Березин - Бремя тела

На потолке, в свете догоравших на столе свечей, Ксения видела движение двух теней — его и ее. Чувствуя, как тепло разливается по всему телу, она закрыла глаза и вздрогнула. Георгий застонал. Снова стало немного больно. Так продолжалось секунд десять, не больше. Ксения снова посмотрела в потолок, и ей показалось, что там, кроме двух теней, есть нечто знакомое, то, о чем она позабыла. Но сон давал о себе знать.

— Я люблю тебя, — прошептал Георгий, пытаясь отдышаться.

— И я тебя, — прошептала в ответ Ксения и поцеловала его.

Свечи догорели и погасли почти одновременно. Комнату изредка освещали отблески фар. «Ты единственная и неповторимая, Ксюша, ты достойна этого счастья», — это было последнее, что, словно отблеск фары, мелькнуло в сознании Ксении перед тем, как она уснула, обнимаемая Георгием. Она даже не поняла, что это прошептал ей он.

Те, кто утверждает, что в самые счастливые дни нашей жизни сны обходят нас стороной, просто не находит в себе сил для того, чтобы их запомнить. А Ксения запомнила, очень хорошо запомнила. Сон прошел столь же мимолетно, как и тот вечер, самый счастливый в ее жизни. Да и запоминать во сне было особо нечего. Она снова была на кухне у бабы Лары, только не сидела с ней за столом, а стояла сзади, у плиты. Она ничего не говорила, а просто слушала, пытаясь разобрать, о чем говорят те, кто сидел за столом и пил чай. С бабой Ларой беседовала… Нет, такого не может быть, ведь они друг друга не знали и не могли никак знать. Что за ерунда? Это просто сон, не более. Это все не по-настоящему, это галлюцинации, фантазии, да что угодно!

За столом на кухне у бабы Лары сидела Вероника Петровна.

«Я уже не девственница и меня больше ничего не пугает, — хотела сказать им Ксения. — То, чем вы меня стращали, всякими силами и тем, что с ними я не могу справиться, что они сведут меня с ума, что все закончится именно этим. Нет! Теперь вы видите, что я была права, когда не цеплялась за первого встречного, а ждала единственного. Вот он и нашел меня сам. Но я не сержусь ни на тебя, баба Лара, ни на вас, Вероника Петровна. Вы правы, уж лучше перестраховаться. Ну, что же вы не поздравляете меня, а молчите и делаете вид, будто не видите меня? Ну, хорошо, обижайтесь дальше».

Но баба Лара и Вероника Петровна вдруг встали и куда-то ушли, переглядываясь и ничего при этом не говоря. И кухня — ее Ксения снова осмотрела, на этот раз повнимательнее — имела мало чего общего с кухней бабы Лары, а скорее напоминала общежитие: грязный стол, гора немытой посуды, не одна, а целых две плиты, огромная мойка.

— Баба Лара, зачем ты меня оставила? Вероника Петровна, вернитесь! — закричала Ксения и проснулась.

Георгий уже не спал. Он был уже почти одет. «Я же сказал тебе, что скоро буду! — говорил он кому-то по телефону. — Не твое дело, где я был! Работа, понимаешь? Мне все равно, о чем ты сейчас фантазируешь, мне плевать на это, потому что это продолжается бесконечно. Все, извини, мне пора. Пора, я сказал!».

— Доброе утро, — улыбаясь и потирая глаза, произнесла Ксения. — Кто это тебя достает по телефону в такую рань?

— Доброе утро. Да есть такие люди, они сумасшедшие и никак их уже не исправишь, — бросил Георгий и, как ни в чем не бывало, продолжил собираться.

— Слушай, открой шторы, чего так темно? Времени десять утра, а так темно! Да, давненько я так не спала, — Ксения встала с кровати, подбежала к Георгию и поцеловала его в щеку.

— Да шторы открыты, посмотри сама. И совсем здесь не темно. Через полчаса принесут завтрак, собирайся давай, а то точно, разоспалась. И институт решила сегодня прогулять, ай-ай-ай, хулиганка!

Ксения и Георгий одновременно потянулись к своим сумкам, сложенным на стуле — Ксения для того, чтобы достать зубную щетку и все прочее, Георгий, чтобы убрать скомканную рубашку, которая была на нем накануне. Они столкнулись лбами и засмеялись от этой маленькой нелепости.

— Да, с тобой нужно быть осторожнее, — буркнул Георгий, потирая рукой лоб.

От его неосторожного движения обе сумки оказались на полу. Георгий присвистнул, что означало: «Вот я неряха», а затем потянулся, чтобы поставить свою и Ксенину сумку обратно. Но Ксения уже не смотрела в его сторону и вообще не проявляла интереса к самим сумкам. Ее больше интересовало то, что выкатилось из сумки Георгия при падении, прокатилось по ковру и остановилось, ударившись о стену.

Это было золотое кольцо, обручальное кольцо. Ксения почувствовала, как по ее обнаженному телу пробежала легкая дрожь. Босым ногам стало холодно: пол, еще секунду назад ощущавшийся теплым, сделался ледяным. Стало ей понятно и то, почему солнечным зимним утром в их просторном номере так темно. Ей не нужно было поднимать голову и искать глазами то, о чем она подумала: это было здесь, на стене или под потолком, а, возможно, повсюду, как это уже случалось не раз в общежитии.

— Что это? Это твое?

— Дай сюда! — в один прыжок Георгий перескочил ковер и оказался рядом с Ксенией. — Это не твое!

Он вырвал кольцо из рук Ксении и, не сказав ни слова, вернулся к сумке, чтобы, наконец, поднять ее с пола и убрать в нее рубашку. Ксения впервые за все время их знакомства видела Георгия таким озлобленным, грубым, не настроенным на объяснение и вообще на общение.

— Это твое кольцо? — Ксения начинала соображать, анализировать факты, все происходило молниеносно, как в вычислительной машине с действующим отлаженным алгоритмом: все, что было накануне, сон, свои ощущения, кольцо и реакцию Георгия. — Скажи, ты женат? Как, как ты мог вообще? Так женат или нет? Ну да, молчишь, значит, женат, значит, все это был обман, да? Да почему ты молчишь? Молчишь, потому что все это правда? Я тебе так верила. И отдалась тебе, именно тебе, потому что верила. А ты! Как ты мог!

В планы Георгия не входили какие-либо оправдания. Он был спокоен, даже слишком спокоен и не обращал внимания на Ксению, даже не взглянул в ее сторону. Она плакала, чуть всхлипывая, и одевалась так быстро, как только могла. Когда она проверяла, все ли взяла и застегнут ли рюкзак, Георгий стал говорить что-то про извинения, про то, что скоро будет завтрак, и тогда они спокойно все обсудят, что нечего пороть горячку.

— Стой ты, дурочка, не уходи! Поговорить надо, слышишь?

— Да пошел ты! — собрав последние силы, сказала Ксения и хлопнула дверью. Когда она уже спускалась вниз по той самой лестнице, по которой они накануне с Георгием шли, она добавила: «Я больше тебя не знаю, и никогда не знала, и не попадайся мне больше на пути, не хочу тебя видеть и себя ненавижу за то, что поверила тебе. Какой же я была дурочкой!

Всю долгую дорогу до общежития Ксения плакала, но не навзрыд, а тихонько, обдумывая все, что произошло. Да и что могло произойти? С ней случилось самое страшное из случающегося обычно с теми, кто любит — разочарование. Ей больше некому было верить, даже себе, ведь если верить бабе Ларе и Веронике Петровне, Ксения должна была обладать некими силами.