Ричард Йейтс - Плач юных сердец

Лаура отметила, что пейзажи тут «дурацкие, если привык к городу». Потом она сказала:

— Мы, когда туда ехали, вообще не проезжали через Канзас, мы поехали через Небраску.

И теперь, когда она произнесла это «мы», Майкл едва сдержался, чтобы не задать вопрос, который не давал ему покоя с тех пор, как прошлой ночью он обнаружил ее одну в этом жутком доме: какая такая напасть приключилась с ее друзьями? После всех этих блеяний про «любовь» естественно предположить, что хиппи держатся вместе и заботятся друг о друге. Как же они могли оставить девушку одну в этом чужом и опасном месте?

Он ничего не сказал, но понял, что ему сегодня же нужно поговорить с Сарой, как только они останутся одни.

Лаура, как младенец, стала засыпать, как только ее покормили. Сара отвела ее в свободную комнату, а Майкл налил себе виски и поставил стакан на каминную полку, потому что подумал, что, когда пытаешься во всем разобраться, лучше всего стоять именно там.

Вернувшись в гостиную, Сара села на диван напротив него и выслушала без видимого удивления все, что Лаура рассказала ему в самолете.

— Завтра свозим ее в больницу и сделаем тест на беременность, — сказала она. — Может, ничего и нет; а пока мы этого не знаем, какой смысл волноваться.

— Да понятно, — быстро проговорил он. — Именно это я ей и сказал. Я ей даже сказал, что аборт я ей тоже устрою. Но все равно мне тяжко об этом думать — особенно о том, что она не знает, кто отец. Это же черт знает что, разве нет?

Сара закурила. Она курила не больше четырех-пяти сигарет в неделю, в промежутках между разговорами, и он давно уже стал воспринимать ее курение как знак того, что она пытается его понять.

— Ну как тебе сказать, — начала она. — Насколько я понимаю, это вполне согласуется с хипповским образом жизни, разве нет? И еще я думаю, что девчонки успешно пользуются этой тактикой, чтобы шокировать своих отцов.

Он ушел, чтобы налить себе еще виски, но на обратном пути расплакался, еще не дойдя до камина. Он быстро отвернулся, чтобы скрыть от нее слезы — молодая жена в принципе не должна видеть своего стареющего мужа в слезах, — но было уже поздно.

— Майкл, ты плачешь?

— Просто я вчера всю ночь не спал, — сказал он, закрывая лицо ладонями. — Но главное, я горд собой впервые… впервые за много лет. Бог мой, девочка, она была там совсем одна, ее бросили, она там пропадала, и, может, я за всю свою жизнь ничего хорошего не сделал, но я же, бля, поехал туда, нашел ее, забрал и привез домой, и теперь я горд собой как старый хрен — вот и все.

Но даже тогда он подозревал, что это не совсем все, а остального было не рассказать.

Он взял себя в руки, принялся извиняться, наигранно рассмеялся, чтобы доказать, что он и не плакал вовсе, и без всяких возражений отправился вслед за Сарой в спальню, но и тогда он знал, что до слез его довели заключительные строки «Если начистоту» — они гремели сегодня всю дорогу в герметичной кабине самолета и до сих пор со звоном прокручивались у него в голове, — и еще он вспомнил, что написал это стихотворение, когда Лауре было пять лет.

Тест на беременность оказался отрицательным — Лаура могла больше не интересоваться этим вопросом, пока не выйдет замуж за молодого человека, которого результаты этих тестов будут волновать ничуть не меньше, чем ее саму, — так что худшие беспокойства были позади.

Но следующий шаг, которого Майкл наверняка попытался бы избежать, если бы на нем не настаивала Сара, состоял в том, чтобы показать Лауру психиатру из университетской клиники.

Целый час он нервничал в одиночестве в зале ожидания, заставленном оранжевыми пластмассовыми стульями; потом доктор выпустил из кабинета Лауру и попросил ее подождать, пока он побеседует с ее отцом. И Майкл был благодарен судьбе хотя бы за то, что им не достался какой-нибудь молодой нахал; этот был учтивый, преисполненный собственного достоинства человек лет пятидесяти или больше; в своем старомодном костюме и до блеска начищенных коричневых ботинках он казался устроенным, очень семейным человеком; фамилия его была Макхейл.

— Что ж, мистер Дэвенпорт, — сказал он, когда они сели к столу за плотно закрытой дверью, — я полагаю, мы имеем дело с психозом в чистом виде.

— Постойте-постойте, — сказал Майкл. — Где вы взяли этот «психоз»? Она перебрала с наркотиками, вот и все. Вам не кажется, что «психоз» — не то слово, которым стоит вот так вот разбрасываться?

— Мне кажется, это наиболее точное слово из тех, что имеются в нашем распоряжении. Видите ли, некоторые из этих наркотиков вызывают психотические состояния. Появляется серьезная дезориентация, взлеты и падения, галлюцинации, в результате чего складывается классическая картина острого психоза.

— Ну хорошо, ладно. Но разве вы не видите, доктор, что наркотики она больше не принимает. Она теперь ведет размеренную жизнь, живет вместе со мной и своей мачехой. Разве нельзя просто оставить ее в покое и дать ей шанс поправиться самостоятельно?

— В каких-то случаях я бы именно так и поступил, да, но ваша дочь находится в крайне тревожном и спутанном состоянии. Я не предлагаю укладывать ее в больницу, как минимум пока, но мне нужно будет дважды в неделю ее здесь видеть. Лучше бы, конечно, три раза, но начнем пока с двух.

— Господи, — сказал Майкл, — она, наверное, вела себя здесь с вами как-то более чокнуто, чем дома. — Но он уже знал, что в этом споре победа ему не светит: у него никогда не получалось переспорить этих скользких ублюдков и никогда, наверное, не получится. — То есть дома она, конечно, тоже ведет себя пока что не вполне нормально, — сказал он, — но главным образом это выражается в том, что она все время какая-то ленивая и медлительная.

— И не очень разговорчивая?

— Да, совсем неразговорчивая.

— Ну тогда… — сказал доктор с хитрым видом, в котором читалось какое-то неприятное подмигивание, — тогда вам просто не доводилось слышать о внешних пределах и прочих подобных вещах.

Как-то утром пришло напечатанное на хорошей машинке письмо из Уоррингтона — судя по почерку на конверте, его переправила им Люси; смысл был в том, что Лаура может вернуться на второй курс «с испытательным сроком».

— Прям охуеть как круто, — сказал Майкл. — Слушай, девочка, никогда в жизни не соглашайся ни на какой «испытательный срок». Шел бы этот Уоррингтон нахуй. А эти свои трико и прочую дрянь пусть засунут себе в жопу.

И только в этот момент он вспомнил, что колледж Уоррингтон, вообще-то, порекомендовала молодой школьный консультант, спокойная и вдумчивая Сара, которая молча сидела сейчас с ним рядом за завтраком.

— Ладно, дорогая, извини, — сказал он.

В последнее время слова типа «дорогая», «девочка», «любимая» текли в этом доме таким мощным потоком, что он порой переставал понимать, с которой из двух девушек разговаривает, но на этот раз имелась в виду Сара.