Фред Стюарт - Век

— Я постараюсь, доктор.

Толстяк улыбнулся:

— Хорошо. Ты славный юноша, я рад видеть тебя в своем доме. — Он похлопал Виктора по руке. — Мы ужинаем в шесть. Уверен, еда тебе понравится. Что ж… Иди наверх, миссис Лукарелли покажет тебе твою комнату. Если тебе что-нибудь понадобится, дай мне только знать. О'кей?

Виктору отвели комнату на втором этаже со стороны фасада, чистую, без единого пятнышка, с великолепным видом из окна на реку и город. В комнате стояла латунная кровать под белым покрывалом, у стены — мраморный туалетный столик, над которым висело зеркало и фотография римского Колизея в рамке. Распаковав вещи, Виктор снял туфли, плюхнулся на кровать и уставился в потолок. Просьба доктора «стать примером» для Джанни, хотя и неожиданная, показалась молодому человеку интересной. Ему удалось сойти с «новой тропы», по крайней мере на время. Теперь он среди своих. Доктору Диффате, олуху Джанни и миссис Лукарелли было далеко до светских Декстеров, но, несмотря на все недостатки, это были друзья.

Какая ирония судьбы: после десяти лет жизни на положении «вопа» к нему наконец стали относиться как к образцу для подражания.

— У тебя, Виктор, как всегда, все сошлось до единого пенни. Если когда-нибудь будет иначе, значит, близок конец света.

Эти слова произнес Говард Кэнтрелл, старший кассир «Декстер-банка». Виктор уже закрыл свое окошечко и, по принятому в банке правилу, начал «снимать кассу», то есть подсчитывать наличность и чеки в ящике кассы, а также суммы, проставленные в квитанциях выдачи и приема денег; полученные цифры требовалось сопоставить с суммой наличности, имевшейся в кассе утром. В начале дня у Виктора было пять тысяч долларов. «Сняв кассу», Виктор отнес свой денежный ящик по мраморной лестнице в огромное помещение в подвальном этаже, где мистер Кэнтрелл обычно проверял его подсчет и запирал наличность на ночь. Мистер Кэнтрелл, добродушный человек за пятьдесят, с худым лицом, в толстых очках и с редкими волосами, работал на Декстера уже двадцать семь лет. Получая отличное, по банковским меркам, жалованье — семь тысяч долларов в год, он жил в хорошем доме в Челси на Манхэттене с женой и незамужней дочерью, в свободное время выращивал орхидеи и пел в местном церковном хоре. Кассирами обычно работают мужчины сухого бухгалтерского склада. Мистер Кэнтрелл был приятным исключением.

— Сегодня денег забирали больше, чем всегда, — сказал Виктор.

— Обычное дело в это время года. Незадолго до Пасхи люди начинают чувствовать потребность потратить деньги и покупают что-нибудь для дома, новую шляпку для жены, короче, это нормально, особенно после такой холодной зимы, как нынешняя. Кстати, мистер Декстер просил тебя заглянуть к нему перед уходом.

— Спасибо.

Виктор пожелал мистеру Кэнтреллу всего хорошего и поднялся по лестнице на первый этаж. Основу клиентуры частного «Декстер-банка», заведения консервативного, гордившегося своей исключительностью, составляли представители тесного мирка старых нью-йоркских семейств, которые вели с ним дела многие годы. Виктор считал детище Огастеса слишком консервативным, потому что с тех пор, как Нью-Йорк буквально взорвался энергией и напором миллионов иммигрантов, банк упускал огромные возможности увеличить клиентуру. Но, поскольку Виктор был всего лишь кассиром, никто не интересовался его мнением. Однако, молодой человек решил обязательно довести его до сведения руководства банка.

Пройдя через «площадку», то есть ту часть зала, где сидели, ревниво оберегая порядок, дававший им хлеб насущный, ведавшие ссудами служащие, он вышел в коридор, который вел к кабинетам руководителей банка.

Консервативный в отношении финансовой политики, Огастес Декстер был на удивление прогрессивен во всем, что касалось технических достижений. Его банк одним из первых провел электричество и телефонную связь, первым закупил пишущие машинки (и это было немалой победой, поскольку большая часть клиентов, считая напечатанную корреспонденцию «ниже своего достоинства», в штыки встретила отказ от изящной каллиграфии). Кроме того, Огастес оснастил банк новейшими системами безопасности и даже скрытыми фотоаппаратами, которые в случае надобности могли бы сделать снимки грабителей; это нововведение Декстер позаимствовал у Французского банка, который ввел его в практику одиннадцать лет назад. Прогрессивный в техническом отношении, «Декстер-банк», по мнению Виктора, все еще топтался на месте с точки зрения финансовой политики.

Мистер Гримзби пропустил молодого человека в кабинет президента. Виктор приблизился к столу, за которым Огастес изучал какие-то документы. Он поднял голову и снял пенсне:

— А, Виктор, присаживайся.

Виктор сел.

— Я получил просьбу о ссуде от некоего Сальваторе Вольпи, — сказал Огастес. — Он живет… — Банкир заглянул в бумагу — На Гарфилд-плейс в Бруклине. Просит две тысячи долларов на расширение своего бакалейного бизнеса. Одним из поручителей назван доктор Марио Диффата. Думаю, это не простое совпадение, что поручитель твой домохозяин?

— Нет, сэр. Это я посоветовал Вольпи обратиться за ссудой в ваш банк.

— Понимаю. Значит, ты знаком с Вольпи?

— Да, сэр. А доктор Диффата хорошо известен в итальянской общине не только благодаря медицинской практике, но и как один из деятелей Сицилийского союза.

— Что это такое?

— Это организация итало-американцев, которые хотят помочь новоприбывшим иммигрантам. Доктор Диффата брал меня с собой на несколько заседаний этой организации. Одна из самых больших проблем, с которой сталкиваются эти люди, — это где взять деньги, чтобы начать свой бизнес или, как в случае с Вольпи, расширить его. Вольпи хороший человек, основательный, работящий. Он пожаловался доктору Диффате, что не может получить ссуду, поскольку банки не хотят давать деньги иммигранту.

Огастес снял пенсне и положил на стол:

— Ты всерьез ожидал, что мы пойдем на это?

— Я подумал, что можно попробовать. Перед банком, готовым вкладывать деньги в этих людей, несмотря на то что, по общим понятиям, это рискованно, открываются огромные перспективы.

— Гм… Не исключено, что ты прав, но, полагаю, «Декстер-банку» придется отказаться от этой замечательной возможности. Просьба Вольпи о ссуде отклонена.

Виктор увидел, что Огастес, черкнув что-то на бумаге, отложил ее в сторону. Внутри молодого человека все кипело. «Ты старый дурак, — думал он. — Ты проклятый слепой старый дурак».

— Это все, сэр?

— Да. Только еще одно: на будущее прошу тебя ограничить свою деятельность в банке тем, за что тебе платят, — обязанностями кассира.

Виктор сжал зубы:

— Мне жаль, что вы считаете мое предложение увеличить число клиентов попыткой вмешаться не в свое дело.