Юко Цусима - Смеющийся волк

— А ты куда идёшь?

Он покачал головой и сказал:

— Пока не знаю. Вот думаю дойти до вокзала Уэно. Если будет подходящий ночной поезд, можно на него сесть. Я давно хотел прокатиться на ночном поезде. Хочешь со мной поехать, Юки?

Я с облегчением кивнула.

Тогда я ещё не сообразила, что сесть на поезд означает отправиться в путешествие. Только подумала, что, наверное, можно будет уехать куда-то далеко. «Тогда, вероятно, надо будет позвонить маме, предупредить её», — подумала я как о чём-то самом обыкновенном. Однако собираться я собиралась, а маме в конце концов так и не позвонила. Мама на следующий день, посоветовавшись со школьной администрацией, обратилась в полицию. Вся эта шумиха из-за нашего «путешествия» вышла из-за моей рассеянности. Обратил ли он тогда внимание на мою невнимательность, я до сих пор не знаю наверняка. О нём тогда написали в газете, называли его преступником, похитителем детей. А потом я о нём ничего не слышала. Мы с мамой после этого переехали в другой район, и я пошла в другую школу. Но имя-то не поменялось, так что если бы он хотел меня найти, то мог бы это сделать. Но он больше не появился. С тех пор прошло сорок лет. Пути наши разошлись, и теперь уж мы вряд ли обратили бы внимание друг на друга, если бы случайно встретились на улице. Так что мне даже с трудом верится теперь, что то ночное путешествие было реальностью.

После поражения Японии в войне участились случаи похищения девочек. Нередки были и убийства. Многие ещё хорошо помнят это смутное время. Мне тоже доводилось слышать разные страшные истории. Например, о маньяке, который одну за другой убил больше десяти женщин. Или о том, как молодой человек завёл в горы девушку и там её задушил. О трупах женщин, которые находили то в универмаге, то в кинотеатре, то в реке. О несчастных девушках, чьи тела обнаружили в подземном переходе, или в парке, или на берегу моря. Наслушавшись таких историй, я, может быть, со временем стала приукрашивать собственное приключение.

Я пошла в среднюю школу весной 1959 г., когда по всем главным улицам Токио ещё грохотали вагончики трамваев. Тогда как раз только закончили строительство токийской телебашни, а мама, кажется, впервые показала мне новый образец недавно выпущенной купюры в десять тысяч иен. Ребята рассказывали о том, как выжили на Антарктиде собаки, которых оставила партия японских исследователей Южного полюса. В ту пору в людных местах ещё можно было видеть множество мужчин с увечьями, которых называли инвалидами войны.

И вот в тот майский вечер мы направились к вокзалу Уэно.

Между прочим, тот день, конечно, вовсе не был днём нашего первого знакомства. Не такая уж я была бесшабашная по натуре, чтобы отправиться в путешествие с первым встречным незнакомцем, да и он совсем не был таким бедовым парнем. Примерно месяц назад, в воскресенье, в середине апреля, когда я возвращалась из соседнего книжного магазина с журналом для девочек, у ворот нашего дома стоял паренёк, которого я никогда раньше не видела. Сакура уже отцветала. Полуденное солнце припекало вовсю. На парне была старая, потёртая, вся белая от пыли школьная форма. Только кеды были новые. «Ну да, апрель — только что к школе купили», — подумалось мне. Только что состоялась церемония приёма в среднюю школу, и у меня было полно новых вещей, купленных по этому случаю мамой. В эту пору по всей Японии у ребят обновки. Потом выяснилось, что, как я и предполагала, ему действительно новые кеды купили к случаю. Однако купили эти кеды не к школе, а в ознаменование его выпуска из детского дома, где он до сих пор воспитывался.

С виду паренёк был невысок и не очень крепкого сложения, а лицо его сохраняло ещё совсем детское выражение. Глаза с длинными ресницами были похожи на собачьи. Я без особых опасений окликнула паренька, который разглядывал табличку на дверях. Решила, что это, наверное, какой-то ученик явился к моей маме. В то время мама работала учителем в старших классах, и ученики иногда заходили к ней домой.

Бывало, что заглядывали и студенты, изучавшие живопись, познакомиться с картинами отца.

— Вы к моей маме, наверное? — окликнула я его.

Паренёк, когда я его позвала, вздрогнул от неожиданности и, ничего не говоря, уставился на меня в упор. Скрывая смущение, я ещё раз обратилась к нему:

— Вы… к нам?

— Да-а, — наконец проронил он. — Ты, наверное, Юки? Ну да, ага, конечно, ты, должно быть, Юки.

Мне не очень-то понравилось, что он меня знает, а я его нет, но имя моё он назвал правильно, и я кивнула.

— Надо же! Совсем не изменилась!

Он прищурил глаза с длинными ресницами и засмеялся.

Это он сравнивал с тем, как я выглядела в семилетием возрасте. Но я пока что ни о чём таком не догадывалось. Мне его поведение казалось всё более подозрительным, и я потихоньку отодвинулась в сторонку, чтобы в случае чего проскользнуть мимо незваного гостя и нырнуть в дверь дома. Он, похоже, понял, что я его побаиваюсь.

— Когда мы в прошлый раз виделись, мне было столько же, сколько тебе сейчас — двенадцать лет. Но я, по-моему, тоже не так уж изменился… — тихо, немного застенчиво промолвил он, потупившись.

Тут уж я не утерпела и спросила:

— Мы что же, раньше встречались?

Лицо его озарилось скрытой улыбкой, и он кивнул:

— Ну да, только твоя мама меня тогда прогнала. Сказала: «Хватит прошлое вспоминать, надо учиться ради будущего!» Строгая у тебя мама! Я-то свою маму не знал — то-то я удивился, какие мамы бывают! О прошлом она ничего ни рассказывать, ни слушать не хотела: мол, кому это всё нужно?!. Так она мне говорила.

Я подумала, что эта манера разговора действительно похожа на мою маму и перестала бояться незнакомого парня. Наверное, для него моя мама была большим авторитетом. И к тому же довольно тривиальное мамино суждение о его будущем, возможно, ему помогло и открыло новые горизонты.

— Ну и что же, ты потом прилежно учился, да?

— Ничего подобного! Занятия в школе у меня всегда туго шли. Зато много чего руками делать умею. И книжки читать горазд.

— Книжки читать?

— Да, я в детском доме особенно люблю читать книжки маленьким. Это у меня здорово получается. Но взрослых книжек я вообще-то не читал.

Я немножко разочарованно посмотрела на его самоуверенное лицо.

— Ну а что это ещё за «прошлое», о котором мама тебе не хотела рассказывать? — безо всякой задней мысли поинтересовалась я.

О чём вообще могла беседовать моя мама с этим двенадцатилетним мальчишкой?

Услышав мой вопрос, он задумался. При этом весь он как-то ссутулился, почесав в затылке, процедил сквозь зубы:

— Кладбище… Я той ночью был на кладбище.

— Кладбище? — удивлённо пробормотала я.

Он, как будто бы успокоившись, наконец энергично кивнул.