Отто Штайгер - Избранное

Господин Хёрнляйн, руководивший службой по регистрации жителей, слыл в местечке известным скрипачом. Он молча взял скрипку, протянутую священником, попросил смычок и заиграл элегическую мелодию. Он играл так проникновенно, что даже картежники за соседними столиками подняли головы и закивали: вот он, мол, каков, наш Хёрнляйн.

Ему щедро хлопали. Хлопал и господин Магаль. Но успех не смутил господина Хёрнляйна.

— Очень хорошая скрипка, — произнес он, — но по звучанию ничего особенного.

— Конечно ничего, — согласился Магаль. — Это ведь не Страдивари. Это Гумбольц. А скрипки Гумбольца славятся совсем не звучанием.

— А чем же?

— А тем, что они очень редки.

Всем стало все ясно. Аптекарь спросил:

— А чем особенно отличаются скрипки Гумбольца?

— Дело в том, — ответил Магаль, — что у настоящего Гумбольца нет никаких отличий. Это и составляет его основную ценность. Если бы эти скрипки имели какие-то отличительные особенности, то итальянцы давно бы изготовили уже сотни подделок. А вот Гумбольца не подделаешь.

Господин Магаль сделался в местечке знаменитостью. С ним здоровались дети, женщины находили, что в нем что-то есть, хотя и не могли толком объяснить, что именно.

Когда через три недели он получил счет за гостиницу и через четыре дня после этого еще не оплатил его, директор, мило улыбаясь, сказал ему:

— Поймите меня правильно, но…

— Если бы вы только знали, — ответил господин Магаль, — как мне перед вами неловко. Понимаете, мне должны прислать деньги, но их почему-то нет. Потерпите, пожалуйста, несколько дней.

Шесть недель спустя директор гостиницы обратился за советом к друзьям. Директор банка сказал, что видит возможность уладить дело, но должен обсудить свою идею на общинном совете.

И он обсудил ее. Ему легко удалось получить согласие всех членов совета, и вечером вся компания вновь собралась в «Вильгельме Телле». Директор гостиницы собственноручно принес из подвала три бутылки вина, затем каждый из присутствовавших заказал еще по бутылке. Настроение у всех было приподнятое. Но вот лицо господина Магаля приняло серьезное выражение, и он заговорил про одиночество и настоящих друзей, которых здесь приобрел. И только после этого председатель общины предложил ему продать скрипку.

— Она стала бы жемчужиной нашего местного музея, — сказал он в заключение.

— Пятьдесят тысяч, — произнес господин Магаль.

— Так много община не может выделить, — ответил председатель.

Директор гостиницы приказал принести еще несколько бутылок. Далеко за полночь Магаль бросился на шею аптекарю и срывающимся голосом стал говорить, что готов уступить музею скрипку за двадцать тысяч. Правда, лишь при условии, что в течение двух месяцев сможет выкупить ее обратно, и притом за ту же самую цену.

На следующий день он сам отнес скрипку в музей. Ему разрешили посмотреть, как к ней прикрепили табличку и поместили в витрину под стекло. Он получил деньги, вернулся в гостиницу, оплатил счет и с первым же поездом покинул местечко.

Друзья проводили его на вокзал, помахали на прощание руками, смеялись, говорили:

— Такова жизнь.

Вчера истек двухмесячный срок. А Магаль так и не объявился. Но это уж его дело. Во всяком случае, Гумбольц теперь окончательно перешел в собственность местного музея.

Повезло, ничего не скажешь.

Перевод М. Сеферьянца

Когда человек в белой шляпе вошел в салун [25] Питейное заведение. , все голоса смолкли, и присутствовавшие как один повернулись к нему. Человек в белой шляпе бросил на стойку деньги, бармен быстро наполнил стакан. Рука бармена, показанная на экране крупным планом, подрагивала. Человек в белой шляпе залпом выпил стакан.

— Кто? — процедил он сквозь зубы. Это прозвучало так, словно спрашивал не он, а кто-то другой. Он повернулся, положил на стойку локти, охватил цепким взглядом сидящих за столиками и произнес еще раз:

— Кто?

Под взглядом его голубых глаз, почти неестественно голубых — хотя остальные цвета на экране были переданы безупречно, — люди в салуне стали чувствовать себя неуверенно. Заикаясь они начали уверять, что все это дело рук Кули: он убил фермера и он же похитил его дочь-блондинку.

Узнав все, человек в белой шляпе покинул салун. Он шел спокойно, но люди за столиками на экране и зрители в зале понимали, что это спокойствие чревато смертью. Он проверил подпруги и галопом ускакал из деревни. Путь его лежал к отвесным скалам. Туда, где приканчивают злодеев. Такой же конец был уготован и Кули. Это знали и зрители, это знал, похоже, и человек в белой шляпе. Он загородил Кули дорогу, дал ему возможность выстрелить первым, а затем бросился за выступ скалы. Кули еще успел извиниться перед пленницей за свое гнусное злодеяние, сославшись при этом на тяжелое детство: мать убили индейцы, отец с горя запил, и потому ему, Кули, все равно где умереть, здесь или в другом месте, — ведь его жизнь не нужна никому. И лишь после этого его настигла пуля человека в белой шляпе. Он поднял в седло красавицу блондинку и поскакал обратно в деревню, где за это время возле салуна уже собралась толпа. Никто не знал, о чем думал человек в белой шляпе. Но когда девушка, спрыгнув с лошади, бросилась в объятия молодого фермера, его взгляд устремился куда-то в даль. Охваченные радостью, люди уже не обращали на него внимания. Он повернул коня и поскакал прочь из деревни.

В зале зажгли свет, зрители стали подниматься со своих мест, а он все еще видел перед собой взгляд человека в белой шляпе, бросившего поводья на шею коня, уносившего его в одиночество. Он не думал о жене, которая шла за ним следом. И лишь в коридоре, когда она сказала, что оставила в зале зонт, вспомнил о ее существовании.

Он подождал, пока опустел зал, и возвратился за зонтом. Она приняла его с улыбкой благодарности. С неподвижным лицом он прошел мимо нее к лестнице, подтянул брюки, вынул из кармана пачку сигарет, встряхнул ее, вытащил губами сигарету, чиркнул зажигалкой и понял, что жена находится где-то сзади, что она смотрит ему в спину. Выйдя на улицу, он остановился. Она догнала его, сказала:

— А дождь кончился, — и взяла его под руку.

Он отстранился. Она съежилась, почувствовав за собой неясную вину. Но, полная решимости спасти остаток вечера и ночь, пошла рядом с ним. Через какое-то время она спросила:

— Тебе понравился фильм?

Он отлично знал, что она не любит такие картины и что ей все равно, понравился ему фильм или нет. Просто ей хотелось с ним говорить. Очень хотелось.

Он выплюнул сигарету, сказал:

— Мы можем еще выпить пива.

— Пиво есть у нас в холодильнике, — сказала она. — Пойдем, дома уютнее.