Ричард Рив - Чрезвычайное положение

И снова последовала целая серия законов. Закон «Об общественной безопасности». Генерал-губернатор может в любое время объявить чрезвычайное положение в какой-нибудь области или по всей стране. Чрезвычайное положение без каких-либо дополнительных объявлений может существовать в течение целого года. Закон «О разделении различных средств обслуживания». Отныне сегрегация на транспорте и в общественных местах приобретает силу закона. Закон «О внесении изменений в уголовное законодательство». Любое лицо, выступающее против расистских законов или подстрекающее к подобным выступлениям других, может быть подвергнуто штрафу. Закон «О школьном образовании банту». Правительство целиком принимает на себя контроль за образованием африканцев. Миссионерские, или приходские, школы должны отвечать требованиям правительства, в противном случае он «будут закрыты. И так далее и тому подобное.

Эндрю был счастлив очутиться в стеенбергской средней школе вместе с Эйбом и Альтманом. Последний преподавал в младших классах и был вполне доволен своей новой должностью ассистента учителя младших классов. М-р Ягер оказался отличным человеком, отзывчивым, тактичным и не очень дотошным. Если у него и был какой-нибудь недостаток, то это излишняя набожность. Иногда на общих молебнах он читал молитву более получаса, обращаясь к ученикам и к богу на обоих государственных языках страны — на английском и африкаанс. И все же это было бесконечно лучше, чем ван Блерк и Тирвлай. Жизнь потекла приятно и размеренно. После общего молебна — урок закона божьего и еще три урока. Потом большой перерыв на обед, снова три урока — и вместе с Эйбом домой. Чаще всего их подбрасывал на машине Де Ягер, живший недалеко от Солт-ривер, а иногда они ехали на поезде от Стеенберга до Кейптауна и оттуда на автобусе в Уолмер-Эстейт.

Поездка на поезде, в общем-то, была утомительной, и они обычно коротали время за чтением книг и газет. Но однажды произошло событие, которое внесло разнообразие в эти скучные поездки.

Был один из тех великолепных, напоенных ароматом теплых дней, которые случаются в южных предместьях Кейптауна в сентябре, задолго до рождественской жары, когда люди быстро устают и легко раздражаются. Де Ягер предупредил Эндрю и Эйба, что задержится в школе, а это означало, что им придется добираться на поезде.

В железнодорожной кассе, как обычно, было два окошка — одно для белых, другое для цветных, о чем красноречиво свидетельствовала висевшая над ним табличка с надписью «Только для неевропейцев». Окно для цветных, обращенное на юго-восток, было у самого полотна железной дороги, а потому открыто копоти, в то время как окошечко с табличкой «Только для белых» выходило в аккуратный, хотя и скромно обставленный зал ожидания. Эйб закатил свои зеленые глаза и с притворным отчаянием сказал:

— Как трудно быть небелым!

— Я не понимаю, почему ты должен жаловаться, — возразил Эндрю. — Если бы ты чуть-чуть постарался, то мог бы свободно сойти за белого.

— Во всем виновата моя мать. Нельзя же винить меня за мои очаровательные веснушки и роскошные светлые кудри.

Друзья встали в очередь к окошку для небелых. За последнее время им неоднократно приходилось слышать от учеников жалобы на нового кассира. По-видимому, ко всем цветным он относился с абсолютным презрением. На железнодорожном расписании на станции кто-то карандашом написал: «О белая горила! Цветным билеты не швыряй, как собакам».

— Я не в восторге от стиля, хотя разделяю чувства автора этой надписи, — смеясь, заметил Эйб.

— Творение какого-то безвестного Мильтона, — пошутил Эндрю. — Очевидно, это очень свободный стих.

— Написание чудовищное. Только ученик из десятого «Б» мог написать так слово «горилла».

— Ну ладно, не могут же все ученики третьеразрядной средней школы в совершенстве владеть английским языком.

— Тем хуже для учеников.

— Наверно, на эту обезьяну в кассе поступает немало жалоб.

— Да, наверно. Сначала обслуживает белых, а потом уже не спеша выдает билеты нам, черным.

— Откуда эта начальственная спесь?

Очередь двигалась очень медленно.

— На днях я слышал, как он поносил одного нашего старшеклассника.

— Я бы на твоем месте не удивлялся. Ведь это как-никак Южная Африка, а люди, подобные этому кассиру, представляют собой рабочую аристократию.

— Из числа белых?

— Нет, я имею в виду вообще всех.

Тем временем подошла очередь Эйба. Кассир был грузный человек с землистым лицом и щеголеватыми усами а-ля Гроучо Маркс[ Гроучо Маркс (род. в 1895 г.) — популярный актер мюзик-холла.]. Неизвестный бард был прав. В его внешности было что-то типично обезьянье.

— Один билет первого класса до Кейптауна, пожалуйста.

Кассир медленно поднял глаза, озадаченный чистотой выговора.

— Пожалуйста, пройдите к другому окошку, — вежливо оказал он.

Теперь настала очередь Эйба удивляться.

— Прошу прощения.

— Пройдите за угол, сэр. Эта касса для неевропейцев.

— Ах, вот оно что, понимаю, — оказал Эйб. Он развеселился, поняв, что ввел кассира в заблуждение светлой кожей. — Но ведь я же цветной или так называемый цветной.

— Пройдите к другой кассе, пожалуйста, — твердо повторил кассир.

— Послушайте, не надо осложнять дело, — начал Эйб. — Я предпочитаю получить билет здесь.

— Здесь я не имею права обслуживать белых.

— Простите, что вы сказали?

— Здесь я не имею права обслуживать белых.

— Я не белый и никогда в жизни не был в Европе.

— Пройдите за угол, пожалуйста.

Кассир отошел к другому окошку, чтобы обслужить кричаще одетую брюнетку.

— Черт знает что такое, — не переставал удивляться Эйб.

— Проклятый дурак, — согласился Эндрю.

— Теперь мне надо бороться за то, чтобы доказать свою принадлежность к цветным.

— Это еще впереди.

— С ума можно сойти от всего этого.

Очередь росла, и стоявшие за ними люди, главным образом домашние хозяйки и строительные рабочие, начали проявлять нетерпение. Эйб сердито постучал монетой по прилавку.

— Извините, но здесь я обслуживать вас не буду.

— Пожалуйста, один билет первого класса до Кейптауна.

— Здесь обслуживаются только цветные. Окошко для белых за углом.

— Но я цветной. У моей матери вьющиеся волосы и толстые губы. Я преподаю в средней школе для цветных. Я цветной, ярко выраженный цветной!

— Я здесь не для того, чтобы выслушивать оскорбления.

— Не говорите глупостей. Один билет первого класса до Кейптауна.

— Я не могу нарушать закон. Боюсь, вам придется пройти к окошку для европейцев.

— Черт побери! Я никуда отсюда не уйду.

Кассир обслужил еще троих белых, затем вернулся на прежнее место и сделал вид, будто погрузился в чтение свежего номера «Фармерс Куотерли». Он изо всех сил старался показать, что его совершенно не волнует свирепый вид Эйба. Очередь становилась все длиннее, и раздражение ожидавших росло. Подошел поезд и вскоре ушел; провожаемый криками, свистками, он увез всего лишь несколько небелых пассажиров.