Зарин Андзор - Караван в горах. Рассказы афганских писателей

— Нет, нет! — вырвалось у нее, и она поспешно отошла от гнезда и вернулась в комнату. Прыгнула на лежак, затем снова на подоконник, на потеху детям, которые стали еще громче смеяться.

Курица возмутилась:

— Разве они не видят, что я взаперти и не могу выбраться!

Она посмотрела на старика, и ей вспомнились его слова: «О, этот низкий, подлый мир!» Курица прошла в сени, но поняла, что и отсюда ей не выбраться.

«Зачем только мы приходим в этот мир, — вспомнились ей слова старика. — Ради чего живем?»

Она подошла к гнезду. Цыплята пытались вырваться из скорлупы наружу.

«Зачем приходить в этот мир? — подумала курица. — Оставайтесь лучше в скорлупе». И она не стала садиться на яйца. У нее не было больше тепла. Курица опустилась на пол и завалилась на бок, подмяв крыло. Запрокинула голову. Посмотрела на стены, на дверь. Ей показалось, что уже сумерки. Стены наступали все ближе, куполом сомкнувшись над головой. И курица почувствовала себя заточенной в скорлупе, которую она была не в силах разбить так же, как и цыплята. Ей почудился глухой голос старика: «О, этот низкий, подлый мир…»

Курице померещился белый дым. Она попыталась его вдохнуть, но тут ей снова послышался голос старика: «А теперь давай спать, старушка. Спокойной ночи…»

Курица закрыла глаза и, вытянув шею, застыла рядом с гнездом.

Перевод с дари В. Овчаренко

Так уж, видно, устроен мир — пока молод — кровь бурлит, а время ушло — голова поседела, память не та, морщины избороздили лицо, руки ослабли.

Про нее теперь говорят «старуха», а то и «старая перечница». Она и сама часто думает: «Как я быстро состарилась!» Словно что-то ушло. Что-то дорогое — надежда. Как на войне: поражение, и победы больше не жди! «Да, — размышляет она, — победы не будет. Только поражение. Рано или поздно, это уже неважно».

Ей кажется, будто она отгорожена стеной от всех: от сына, невестки, внуков. И с каждым днем эта стена становится выше, прочнее. Отделяет старую женщину от близких все дальше и дальше. Ей хочется войти в их мир, жить их жизнью, но слишком высока стена. А те, по другую сторону стены, не разговаривают с ней, не желают прислушиваться к звукам ее мира. Как и когда выросла эта стена? Женщина не знает. Знает лишь, что это — стена отчуждения. Она даже ощущает холод камней, из которых сложена стена. Она болеет ею, страдает от одиночества.

Порой ей хочется разрушить стену, чтобы исчезло отчуждение. Она идет к невестке, моет посуду, расставляет по местам пиалы. Но задрожит рука, — пиала падает на пол. Невестка краснеет от злости, кричит:

— Кто тебя просил помогать! Дашь ты мне спокойно заниматься хозяйством?

Ей вторит сын:

— Опять суешься не в свое дело?

Внуки смотрят исподлобья. У них холодные, чужие глаза. Старой женщине кажется, что эти крики делают стену еще прочнее. Сердце сжимается от тоски. Она забьется куда-нибудь в угол, и часами никто не видит ее и не слышит.

Вспоминается прежнее время, когда не было этой стены. И боль в сердце постепенно стихает.

— Как я быстро состарилась, — шепчет женщина.

Однажды она услышала, как сын, невестка и внуки говорили между собой, что к соседям забрался вор и все унес. Эта новость поразила старую женщину. Ей захотелось узнать, как это вор забрался в дом. Поборов страх, она тихонько пошла к соседям. Во дворе под деревом тутовника собрались хозяин, его жена с детьми и еще несколько человек. Хозяин, худой и жилистый, весь дрожит. В голосе его слезы. Жена и дети мрачно молчат, не сводя глаз с хозяина. Мужчина забрасывает веревку на сук тутовника.

— Что, вор все унес? — спрашивает женщина.

— Все! — отвечает мужчина с отчаяньем в голосе. — Все до нитки. Конец нам!

— А веревка зачем?

— Пса хочу проучить!

Псом оказывается белый щенок, совсем маленький, пожалуй, двухмесячный. Ничего не подозревая, он гоняется за собственным хвостом, катается по земле, весело визжит.

— За что ты собираешься его удавить?

Мужчина со злобой и ненавистью смотрит на щенка.

— Почему он не залаял, когда вор во дворе был?! Почему не разбудил? Спал, наверное, сон видел?!

Минуту он молча смотрит на старую женщину. Потом, чуть не плача, говорит:

— Не для того я его кормил, чтобы он спал, пока дом грабят! Убью его!

Старая женщина глядит на щенка, и ей кажется, что между ним и остальными растет стена. И что щенку по ту сторону стены трудно. Тоскливо и одиноко. Она во все глаза смотрит на него и дрожит.

— Вот разошелся! Ведь он совсем маленький, — вступается она за щенка.

Все молча смотрят на собаку, будто только сейчас заметив, что она маленькая.

— И правда, щенок, — шепчутся возле дерева. — Видно, хозяин умом тронулся.

А хозяин не унимается:

— Я его проучу. Пусть знает, как спать по ночам!

— Ты, что? Совсем рехнулся? — Женщина хватает щенка, прячет под чадру и под ропот присутствующих спешит со двора. Все же удалось спасти от расправы.

— Все равно удавлю бездельника! — орет вслед ей хозяин.

Старая женщина нашла друга. Она назвала щенка Белкой. Теперь они вместе коротали дни. Щенок вертелся у ног, хватал ее за подол платья, лизал руки, прыгал на задних лапах. У старой женщины стало легче на душе. Он смешил ее до слез. Везде бегал за ней по пятам, катился следом, как белый пушистый шарик.

— Ага, проголодался, — смеялась старая женщина, когда щенок становился на задние лапы, перебирая передними, и приносила ему поесть.

— Белка, Белка! На, на, на! Иди сюда!

И щенок, где бы ни был, мчался к ней. Женщина бросала ему еду, а он ел и причмокивал.

— Кто же тебя такого на свет родил, — приговаривала женщина.

Щенок пытался рычать, но голос у него был совсем еще тоненьким.

— Твоя мать была такой же белой, как ты? — спрашивала женщина.

Щенок лишь повизгивал в ответ.

— Конечно, пушистик, белая, как ты сам. — говорила она. Щенок тявкал, выпрашивая еду. — Ишь, голодный, как волчонок, — говорила она. — На, держи! — и бросала очередной кусок.

Наевшись, щенок благодарно смотрел на женщину, и ей казалось, что она теперь не одна по эту сторону стены. У нее есть друг. Щенок спас ее от одиночества, тоски и отчаянья.

В стене появилась брешь. Внуки снова потянулись к старой женщине. Часами играли со щенком. Разговаривали. Женщине нравилось следить за их играми. Стена отчуждения отступила. Женщина больше не была одинокой.

— Ба, а она принесет нам щенков?

— Ну, конечно, когда вырастет.

— А щенки тоже будут белыми?

— Кто знает.

— Хорошо, если бы белые.

— Слышишь, — говорила женщина, поглаживая щенка. — Щенята у тебя должны быть белые.

Дети принимались бегать, щенок за ними. Женщина радостно смеялась. Ей тоже хотелось с ними побегать, но силы были не те. Щенок избавил ее от одиночества. Вернул внуков.