Войцех Жукровский - Каменные скрижали

Тереи подошел к мисс Уорд, такой же, как он чужой в окружающей их толпе.

— Как вам нравится бракосочетание?

— Уж больно долго. И к тому же удивительно грустный обряд, — задумчиво сказала она. — Пожалуй, я сбегу.

— Где вы живете?

— Здесь, я хотела в гостинице, но они настояли на том, чтобы я осталась у них. — Больше ничего интересного не будет. Брамин читает поучения, благословляет молодую пару.

— А вы остаетесь?

— Нет. Тоже хочу сбежать.

Они пошли вместе. Их не пытались удержать, никто не провожал. На молодоженов падала тень жреца, тройной круг сидящих белел в рассеянном свете, темные головы терялись на фоне зелени, люди выглядели как узлы с бельем, небрежно связанные, брошенные на траву, — картина из дурного сна.

— Вы первый раз в Индии?

— Да, я приехала в центр ЮНЕСКО. По профессии я врач-окулист.

— Самое лучшее место для практики, — раздался сзади голос Капура, — даже если вы выколете пациенту глаза, он благословит вас, поскольку наконец-то им здесь кто-то занялся.

— Но ведь вы, же тоже врач? — возмутилась она.

— Этим я зарабатываю себе на жизнь, я не могу себе позволить заниматься филантропией. Лечу тех, кто платит. Чем большую цену я назначаю, тем больше верят в эффективность моих советов и в меня, как врача, и выше ценят свое здоровье.

— А бедные?

— Остаются в вашем распоряжении, — галантно развел руками Капур.

У дома поднялся какой-то шум, они услышали звон бьющегося стекла. Неожиданно в дверях веранды показался Рам Канвал, которого поддерживал слуга.

— Пусти меня, — Канвал пытался вырваться из его рук, — я сам пойду… О, господин советник! — обрадовано воскликнул художник, словно призывая Тереи в свидетели. — Я поставил пустой бокал, а он наклонил весь поднос, и все полетело на пол.

— Посуда бьется к счастью. Хорошая примета, — кивал головой Капур. — У нас невесте под ноги бросают глиняные горшки, разбивают о порог дома черепки… Чтобы только призвать счастье.

Деликатно, но решительно слуга толкал перед собой тощего художника, что-то говоря ему на хинди.

— Уже пора спать, надо идти домой, — перевел доктор.

— Хороший совет, — согласился Тереи, — не будем дожидаться, чтобы нас отсюда попросили… Спокойной ночи, мисс Уорд.

Она подала ему руку, которую Иштван машинально поднес к губам, почувствовав въевшийся в кожу запах дезинфекционных средств.

— Мы еще увидимся. Индия только с виду такая большая.

— Буду рада, — вежливо ответила мисс Уорд. Тереи взял: под руку художника, помахал доктору, и они вышли на площадь перед дворцом. Снова на них хлынул аромат субтропической ночи. Было пусто. Огромные бабочки с шумом неутомимо выписывали восьмерки вокруг фонарей.

Водители спали в неосвещенных машинах, положив худые ноги на спинки сидений. Некоторые сидели в открытых автомобилях и, покуривая, сплетничали о своих хозяевах.

— У меня к вам большая просьба, — начал художник. Алкоголь придал ему смелости, он стал назойливым, без конца останавливаясь на пути. — Я не могу с пустыми руками вернуться домой… Одолжите двадцать рупий.

— Даже сорок, — легко согласился Тереи.

— Как только я продам какую-нибудь картину, сразу отдам, клянусь.

Автомобиль был пуст. Советник нажал на сигнал, резкий, механический вой разбудил шоферов. Они подходили, бесстыдно зевая, наконец, появился кем-то вызванный Кришан.

— Раджа вроде бы большой господин, а нам риса выделили, словно воробьям, — показал он на плоский, как доска, живот. — Пусто, даже бурчит…

Кришан вывел машину на дорогу, огни фар искрами отражались от стволов деревьев.

Дождь насекомых хлестал по фарам машины. Когда они подъехали к дому, чокидар спустился с веранды.

— Всё в порядке, — доложил он, стукнув о землю бамбуковой палкой, как прикладом винтовки.

— Кришан, отвезешь господина в Старый Дели.

— Хорошо, сааб.

Художник долго, многословно прощался, пожимал руку Тереи липкой от тростникового сиропа ладонью.

Иштван ждал, когда машина отъедет. Этого требовала вежливость. На потолке веранды, около лампочки, притаились белесоватые ящерицы, там было лучшее место для охоты. Проходя по веранде, он всегда задирал голову и подозрительно смотрел: не упадёт ли ему какая-нибудь из них на голову. Но они держались крепко.

— Спокойной ночи, сааб, — встал по стойке смирно сторож.

— Спокойной ночи.

Ему не следовало желать «спокойной ночи» чокидару. Слуги обязаны высказывать добрые пожелания, а он должен их принимать и молчать, этого требовал обычай. Закрыв дверь, Иштван увидел огни своей машины.

Уже возвращается. Кришану неохота было везти индийца, и он высадил его на ближайшем углу. Однако у Тереи не было сил позвать шофера и дать ему взбучку. Впрочем, он знал, как Кришан будет оправдываться: художник сам не хотел ехать дальше, он любит ходить пешком, теплая, хорошая ночь, жалко машину, пришлось бы так далеко ехать… Пусть прогуляется, быстрее протрезвеет.

Кондиционер, охлаждающий воздух, размеренно шумел. Тереи сидел за письменным столом, заваленным кипами газет и деловых бумаг. Беспорядок напоминал ему редакцию в Будапеште, где на столе с трудом могла поместиться пишущая машинка, на которой ему приходилось печатать множество разного рода дурацких материалов, а снизу доносилось похожее на отзвук града, бьющего по жести подоконника, постукивание линотипов. Прибегали ребята в вытертых до блеска халатах и бросали на стол еще влажные полосы корректур, остро пахнущих типографской краской. Злясь на то, что ему мешали писать, Иштван сбрасывал корректуру на пол. Выбитый из колеи, он вставал, курил сигареты и топтал смятые полотнища бумаги, чтобы через какое-то время поднять их и, расправив, просмотреть внимательным редакторским глазом.

Тереи не любил, когда уборщица наводила у него порядок, он прекрасно ориентировался в том, где лежат статьи, которые надо просмотреть, чья фотография спрятана в толстом словаре. Он и в Дели пытался работать по такому же принципу. Его подход к работе пришелся по вкусу послу, который утверждал, что в посольстве только он может себе позволить иметь пустой стол.

Без стука открылась дверь, и показалось приятное лицо Юдит Кеде.

Тереи притворился, что ее не видит, а внимательно разглядывает лысую голову вождя на портрете, поэтому она постучала карандашом в дверную раму.

— Проснись, Иштван.

— Ты прямо как привидение. Заходи. Что случилось?

— Жаль мне тебя. Похоже, ты погибнешь молодым и к тому же с позором. Тебя вызывает чрезвычайный и полномочный.

Тереи не спеша встал.

— Можешь особо не торопиться, я к нему впустила какого-то индуса.

Иштван любил секретаршу посла, она была приветлива и хорошо к нему относилась. То, что Юдит сидела в приемной у Деда, поднимало ее престиж среди окружающих: сотрудники посольства считались с ее мнением, за спиной у нее шептались, что она выполняет какие-то доверительные поручения, сообщает послу обо всем происходящем в посольстве и дает оценки своим коллегам. Как-то раз Иштван спросил ее об этом. Она ответила: