Войцех Жукровский - Каменные скрижали

Шум голосов, сквозь который иногда можно было услышать завывания певца, постукивание барабана и птичьи трели флейты, навевали грусть. Неожиданно Иштвану показалось, что он стоит на горе Геллерта и смотрит с террасы на дунайские мосты, размеченные огоньками фонарей, вглядывается в улицы Буды и Пешта, мчащиеся автомобили, неоны реклам, а сухой ветерок пролетает по склону, принося известковый аромат нагретых трав и полыни. Сзади в гостинице тихо играет далекая музыка, вокруг в жаркой ночи тысячами цикад звенит гора. Там, по мосту легкой походкой идет девушка, поблескивают загорелые руки на простеньком платьице, вьющиеся волосы свободно спадают на плечи. Ее хорошо видно сверху, когда она вступает в белые круги света от фонарей. Иштван испытывает к ней огромную нежность, ему хочется взять ее под руку, пойти с ней в кафе, открытое и после полуночи. Но в нем нарастает чувство бессилия, как иногда бывает во сне.

Грейс. Неужели он тосковал по ней? Даже в мыслях увез ее в Будапешт? Иштван улыбнулся, представив себе, как он срывает обряд бракосочетания, заявляя, что девушка не согласна. Только что он может сказать, какие у него доводы? Поцелуй, несколько неясных слов… На него смотрели бы как на сумасшедшего или еще хуже — как на глупца. Люди скажут: ну и слабая же у этого венгра голова, уведите его, чтобы никто не видел, и друзья поведут его на веранду, сунут в руку большой бокал грейпфрутового сока. Кто поверит, что здесь в этой роскошной обстановке, под музыку и в свете праздничных огней совершается насилие? Он уверен, что и Грейс вряд ли была бы ему благодарна, все отрицала бы… Они у себя, — горько думал Тереи об индейцах, — и поступают согласно обычаям своей страны. Свершится воля обоих семейств, и молодые будут ей послушны. Сегодня девушка еще пробует бунтовать, но завтра примирится, а через год привыкнет. Тереи почувствовал теплую ладонь, которая скользнула под его руку, лежащую на перилах. Он резко обернулся.

— Сбежал? Я хочу, чтобы ты развлекался. И специально позвала девушек, чтобы ты смог выбрать. Остальное зависит от тебя, а ты умеешь кружить головы…

— Почему ты мучаешь меня, Грейс?

— Они должны тебе понравиться. Только не говори, что предпочитаешь быть со мной. Я выхожу замуж. А они свободны. Прекрасные, как цветы и такие же безвольные. Может, ты займешься Дороти? Или Савитри Дальмия? Она немного похожа на меня, — девушка говорила вполголоса, неспокойно и возбужденно дыша. — Я хочу, чтобы ты имел их всех, каждую…

Иштван смотрел на нее с удивлением.

— Тогда не будет той одной, которую я уже сейчас ненавижу, — она говорила, приблизив к нему свое лицо. Ее дыхание пахло разгрызенными зернышками аниса и алкоголем.

Похоже, Грейс слишком много выпила. Что она от меня хочет? — подумал Тереи. — Идет напролом. Но зачем?

Вдруг она убрала руку, стояла, выпрямившись, чужая, властная. Уже сама ее поза заставляла быть начеку.

Он повернулся. К ним приближалась группа мужчин. Были видны огоньки сигарет. Иштван сразу узнал фигуру старика Виджайяведы, лысое, ореховое темя в венке седых волос.

Он почувствовал себя сообщником Грейс. Никто не обратил внимания на то, что молодые люди стояли одни. Казалось естественным, что они вышли навстречу идущим.

— Отец, пришли брамины. Я их посадила в твоем кабинете. — Видя, что старик возмутился, она его успокоила: — С ними дядя и мальчики. Я велела подать рис и фрукты. Все в порядке.

— Хорошо, доченька. Я сейчас туда зайду. У тебя есть еще время, сейчас только десять. Ты должна отдохнуть. Обряд бракосочетания начнется в полночь.

— Да, папа.

— Ты должна хорошо выглядеть. В эту ночь тебе не придется спать. Может, отдохнешь сейчас?

Иштван посмотрел на нее исподлобья, диалог шел естественно, заботливый отец и послушная дочь, хорошая актриса; неужели она и с ним играет, притворяется, обманывает?

Все вместе они направились в сторону дворца, становившегося то оранжевым, то золотистым в свете ламп. Толпа гостей продолжала топтаться на газоне, окруженная слугами с подносами, уставленными рюмками и бокалами. Певец, закрыв глаза и не обращая внимания на шум, голосил сам по себе, ритм аккомпанемента звучал не в такт, возможно, музыканты друг друга даже не слышали, импровизированный концерт продолжался в полном соответствии с настроением свадебной ночи. Иштван шел рядом со старым фабрикантом.

— Грейс будет счастлива, — сказал Тереи вполголоса, словно сам себя хотел в этом убедить. Невысокий индиец доверительно положил ему руку на плечо, что выглядело довольно смешно, и поправил:

— Она будет богата, и к тому же очень богата. Наши семьи могут больше, чем у вас министры… Но Грейс должна родить ему сына.

В просторном зале царил спокойный полумрак, несколько низко висящих ламп в цветистых абажурах бросали на ковры теплые круги света.

Раджа, вытянув ноги, полулежал в кресле. Изумрудом горели лампасы на его форменных брюках конного стрелка. Свет небольшой лампы, вставленной в медный кувшин, концентрировался на лакированных штиблетах и на картине, которую в вытянутых руках держал перед ним подвыпивший художник.

— Что тут, собственно говоря, представлено? — пренебрежительно рассуждал раджа. — Ничего нельзя разглядеть. Что это за люди? Ребенок лучше бы нарисовал! Ведь вы же кончали всякие там школы, Рам Канвал, неужели вы не можете заняться какой-нибудь приличной работой? Нечего обманывать себя, в вас нет ни на грош таланта. Я не оплачу вам самолет до Парижа. Выброшенные деньги. Если вы захотите работать у меня или у тестя, — он увидел идущего Виджайяведу, — мы можем принять вас на практику.

— А мне эта картина нравится, — сказал упрямо Тереи, — люди тащат узлы на головах, возвращаются после работы в знойный день.

— Это дхоби с реки, прачки с грязным бельем, — раздраженно объяснял художник. — Картина представляет тяжелую жизнь, бессмысленный труд…

— Тебе и в самом деле нравится? — недоверчиво спросила Грейс. — Ты мог бы повесить ее у себя?

— Конечно.

— Она же грустная.

— Этого художник и добивался.

— Прачки, тоже мне нашли тему! — издевался седой Виджайяведа. — Достаточно, что я их вижу у себя на кухне! И мне предлагают смотреть на них на стене столовой? Ни глаз ни носов, головы как узлы. Никакая это не живопись. Фон одноцветный, плоский у вас не хватило краски?

— Пошли уж, пошли, — Грейс потащила отца за собой. Иштвану показалось, что это она делает ради него. — Спасибо вам господин Рам Канвал, возможно, это и хорошая живопись, только нужно к ней привыкнуть.

Она подняла картину, которую тут же у нее забрал слуга.

— Ох, мисс Грейс очень культурный человек, — сказал Канвал, наклонившись к радже, но похвала прозвучала довольно двусмысленно.