Род Лиддл - Тебе не пара

Бывает, настроившись на более аналитический лад, когда между ними все хорошо — или хотя бы сравнительно хорошо, — он размышляет о своем безудержном влечении и зачастую никак не может его объяснить. Она ничуть не симпатичнее, не умнее и уж точно не привлекательнее целой сотни его знакомых девиц. И не первая, кто отказалась с ним спать. Порой он задается вопросом: имеет ли его любовь хоть какое-нибудь отношение к ней самой, разве она хоть в малейшей степени в ответе за его чувства — короче говоря, причем тут вообще она? Он решает, что сам все это придумал, а раз так, то гораздо лучше было бы выбрать более подходящий объект, например, одну из многочисленных девушек у него в колледже или Дебби, с которой они были в школе в Сандердлэнде — да кого угодно, хоть бы и эту толстуху в соседней булочной, где он каждый день покупает себе пирожки с сыром и луком, тетку со слюнявыми губами и проплешинами на голове, пусть даже и ее, почему бы нет. Какая разница?

Но он понимает, что не способен сейчас остановиться и будет добиваться Софи и дальше в постоянной надежде, что в конце концов пелена спадет у нее с глаз, в один прекрасный день она рухнет в его объятия, и это будет просто замечательно.

Проголодавшись к десяти, она не хочет оставаться одна. Тут у Пола голова начинает кружиться от любви, а приготовить поесть — совершенно исключено; в этой кухне никто больше не готовит. В результате Пол звонит в «Домино-пиццу», заказать среднего размера «Неаполитану», которую минут двадцать спустя привозит очаровательно-бестолковый русский паренек. Достав десятку и заплатив ему 7 фунтов 60 пенсов, Пол по настоянию Софи оставляет сдачу на чай. Сидя по-турецки на полу, они едят при помигивающих свечах, в их затхлом дыму. После двух-трех крошечных кусочков у Софи пропадает аппетит, и она лишь рассеянно выковыривает из своей половины пиццы маслины, а в лепешку вдавливает очередную «Мальборо». Он обожает ее безразличие к вещам вроде еды, эту небрежную неряшливость. Может, думает он, в этом ее привлекательность?

Затем на нее внезапно наваливается усталость, она чуть ли не засыпает прямо так, сидя на полу: снова очутилась в своей комнатке, изможденная, две недели на спидах и лексотаниле, да еще эта история с Домиником, все так неожиданно свалилось. Тогда Пол в приливе безрассудной смелости заявляет, что тоже устал, и предлагает улечься спать вдвоем. Софи без лишних слов соглашается, даже не заикнувшись о возвращении домой пешком, хотя ночь стоит погожая, ясная, а время еще довольно раннее, он может даже на 36-й успеть, если уйдет прямо сейчас. Но нет — она быстро раздевается перед ним и, оставшись в белой футболке и стрингах, заползает под груду пальто и одеял, лежащих на старом матрасе, туда, где их слой толще всего.

У Пола от желания все плывет перед глазами. Дрожащими пальцами он тушит здоровенные белые свечи; горячий воск капает ему в ладонь и быстро там остывает, приятный на ощупь, гладкий и податливый. Пока она устраивается, он присаживается на корточки у окна, где лежит догоревшая палочка, и смотрит через затуманенное стекло вниз, на Нью-кросс-роуд.

Поток машин тянется далеко — ему не видно, докуда. На другой стороне улицы люди вываливаются из «Пяти колоколов» — там закрывают позже обычного — и бредут, покачиваясь, огибая рычащие машины, матюгаясь друг на друга, отбрехиваясь от сердитых водителей. Пол упивается этим моментом, этой дрожью в предвкушении их близости, и думает: как человек вообще может быть способен на подобное чувство? Непонятно, придет ли ему когда-нибудь конец.

Софи удается найти под одеялами в основном по запаху — прочие чувства слишком перегружены. Пряный остро-сладкий аромат ее духов «Malice» заглушает несвежий дух постели и одежды. Она лежит к нему спиной; он как можно незаметнее проскальзывает к ней поближе и тихонько обвивает рукой ее талию. Еле дыша, он крепко зажмуривается, чтобы сполна насладиться этой минутой, этой близостью.

С членом у него, конечно, проблемы. Он бдительно следит, чтобы воздушная прослойка между его пахом и ее ягодицами не исчезла, но все равно уверен, что она чувствует жар эрекции — жжет нещадно, словно все его тело переплавилось в одну-единственную точку. Полный отвращения к происходящим с ним физическим явлениям, он лежит, свернувшись рядом с девушкой.

Одной рукой он мягко начинает поглаживать ее живот, смутно надеясь, что она не заметит этих легких круговых движений, а затем, по прошествии нескольких секунд, совсем осмелев, решается провести губами по ее плечу. Ни на что большее у него не хватает духу; через пару минут она в сонном раздражении отмахивается от него, и он в ужасе замирает.

Но жжение не проходит, заснуть никак не удается. Он ждет, не смея пошевелиться, а тем временем движение за окном утихает и в пропитавшейся темнотой комнате становится спокойнее. Ее радиобудильник, посвечивающий красными цифрами с вершины горы учебников по социологии, показывает 12:45, когда он снова начинает целовать ее плечо и одним нерешительным пальцем поглаживать малюсенький участок кожи под хрупкими ребрами. Но тут где-то хлопает дверь, и она опять слегка отодвигается от него, что-то недовольно бормоча.

Он снова лежит, замерев, сна ни в одном глазу, его чуть подташнивает: тут и давящее тепло постели, и запах комнаты, и острота чувства — это жжение.

Может, просто схватить ее, притянуть к себе и поцеловать, раздумывает он. За столь недвусмысленные шаги его могут отослать домой, но зато хоть жжение уймется. Он все лежит, думая, что скоро наверняка лопнет, а стены комнаты все пляшут у него перед глазами. Да, похоже, он и вправду вот-вот лопнет — ему нужно, необходимо опять прикоснуться к ней.

Итак, он решается и, легонько-легонько приподняв ее футболку, проводит пальцами по спине в районе крестца, по тонким шелковистым волоскам там, внизу. Давление внутри все нарастает.

Теперь она не шевелится — слишком крепко заснула, так что можно, думает он, позволить себе эту роскошь. Снова осмелев, он придвигает голову поближе к ней и ощущает мягкость ее волос на подушке.

Внезапно она поворачивается к нему лицом с неразборчивым возгласом, и он чувствует, что попался с поличным. Но на этот раз она не выказывает молчаливого неодобрения, а уверенно кладет одну руку на его, в то время как другая — и в это невозможно поверить до конца, это беспрецедентный случай, событие из ряда вон выходящее, его дыхание учащается, воздуха не хватает, сердце колотится — другая рука проскальзывает в разрез его лучших белых трусов и заученно-легкими движениями начинает поглаживать его член.

Затем, несколько более откровенно и решительно ухватив его, она принимается двигать рукой вверх-вниз; от этого Пол приходит в состояние, граничащее с приступом астмы. Он неотрывно смотрит на нее, но ее глаза закрыты, и тогда он, тоже крепко зажмурившись, зарывается головой в подушку, ловя воздух ртом.