Юлий Крелин - Заявление

— Завтра? Сегодня пятница.

— Забыла совсем. Значит, до понедельника.

— Ну, пока… У меня и на понедельник пока нет ничего, нет операций.

— Что так? Ну, да ладно, бог с тобой.

В ординаторской Галина Васильевна сняла колпачок, положила его в сумку, чтоб дома постирать, накрахмалить, отгладить его, повесила в шкаф халат, взяла сумку и ушла в раздевалку.

А дальше? Дальше что делать, пока было неясно. Скорее всего, подумала она, надо пойти домой. И еще через два шага решила позвонить Титу… А там видно будет. Мысли и решения менялись с каждым следующим шагом, пока окончательно не опрокинулись лишь на себя — это самые частые раздумья человека: о себе. Чаще думают о себе косвенно, обманываясь — Галя думала впрямую:

«Ну, кому, кому, я нужна? Лично я? Должности мои жизненные нужны. Нужна как мать, жена, врач, хирург… А кому нужна я? Я?! Галя? Кому?..»

Пожалуй, в этом она не права. Человек-то не точка, занимающая место в пространстве, у него же есть какой-то смысл существования? Потому и должности его нужны. Да и нет человека без его мирских должностей. Смысл существования каждого данного человека, наверное, в этих самых его должностях. А смысл существования всего человечества?.. Что поделать — пока неизвестно.

Тит сидел в машине уже давно. Конечно, долгое ожидание, пустые размышления могут и изменить принятое раньше решение. (Впрочем, ожидание еще не было настолько длительным, чтобы Тит успел отказаться или как-то переиграть в глубине души придуманное.) Неуверенное ожидание заполнялось разными мыслями.

С одной стороны: «Вот сижу. Жду. А зачем? Что это даст? Еще одно волнение, опять заботы пустые. Надо было звонка дождаться. Или самому позвонить еще раз. Так ждать можно и час, и два, и три, и целый рабочий день. А у них рабочий день может вылиться в целую ночь или в сутки, если надо, и все за сто сорок рублей в месяц. Кто-то сказал, что им платят за сидение там в больнице, а за работу, саму работу платить отдельно надо. Ан нет… Если столько сидеть, так и за сидение им тоже не платят. Я и не знал даже им цену. И дома дел полно. У кого? У нее или у меня? И у меня тоже. Вроде бы я и свободный человек, а дел все равно много, и времени все равно не хватает. А если она захочет позвонить — телефон не ответит, нет меня дома. Бессмысленное дело я придумал… Надо что-то решить. Лучше уехать сейчас домой и работать. К чему мне лишние сложности?! Что я за дурак! Для украшения жизни нашел бы себе лучше девочку, без претензий, без сложностей, у которой еще вся жизнь впереди, которая ничего не потеряла бы от короткой вспышки, ничего в ней не успело бы сгореть… И оба через неделю забыли б про этот чуть свернувший нас в сторону от прямой дороги зигзаг, и оба через неделю покатились бы по той же ровненькой дорожке до следующей, более или менее замысловатенькой петли путейной… И опять все как было, как понятно, как укатано…»

Как говорится, обо всем можно думать двояко. Двояко обычно и думаем. Особенно если есть препятствия. И другой ход размышлений каким-то непостижимым образом одновременно и параллельно катился и переплетался с тем, первым. Но как это записать последовательной речью, непонятно. Нельзя, пожалуй, передать полностью наше мышление — слишком вычурно все получится. Но, ухватив мысль, можно ее донести… Ну пусть не совсем точно так было на самом деле:

«Ничего. Ничего. Подумаешь, не позвонил. Я еще раз позвоню. И она тоже, наверное, сидит там и себя жалеет. Муж с сыном уехали, а ей работать. Людей оперируешь, кровью харкаешь, а они в суд подают. А тут еще мужик какой-то подвернулся, жизнь ему спасли, так благодарен будь, а он выпендривается, на машине то и дело приезжает, кадрит, словно девочку.

Почему, небось думает, жизнь у меня такая печальная. Жалеет себя — не хочет ничего. Ну и жалей себя… Жалей, жалей… Да ты и меня пожалей… Ну и пусть все сложно. Ты подумай лучше, сколько нам осталось…»

Галя шла по больничному двору.

«Надо сбросить, сломить эту маету. Что случилось, не пойму никак. Неужели Заявление могло так подействовать на меня?! Или все вместе. Не первый год работаю. Не первый раз неприятности. Людей лечу — стопроцентных удач не бывает. Люди смертны. Но что-то случилось…

Неужели не найду его? А вдруг сейчас идут последние дни?.. А дальше суд… Не может быть! А после… И навсегда. Навсегда? И ни радостей, ни жизни…»

«Жалеет… Конечно, ей покой дороже. А мне? И мне покоя хочется. Столько лет покоя…

Вон, идет. Еще не кончился рабочий день. А идет уже. Куда? Может, она должна с кем встретиться? Я планы строю… Думаю о себе, о своем покое, думаю, что я хочу, стоит — не стоит, а она для себя уже все решила, идет к кому-то… Самодовольный бабуин. Какие у меня основания решать за… Она уже решила. Идет…»

Тит открыл дверцу машины со своей стороны, ступил одной ногой на землю, выдвинул левое плечо, приподнял голову над крышей машины:

— Галина Васильевна! Галя!..

— Тит! Тит Семенович! Здравствуйте! Вы что тут?!

— Вы не торопитесь?! Ты куда идешь? Садись ко мне. Можешь?

— Конечно, Конечно, могу. Не тороплюсь.

Галя села в машину. Тит взял ее руку, прикрыл своею, чуть сжал, то ли здороваясь, то ли показывая тем самым свою радость.

— Галя, давай отъедем и решим, куда тронемся.

— Ага. Не надо стоять у ворот.

За углом Тит остановил машину.

— Галя. У меня есть предложение.

— Ну? Выкладывай.

— Хочешь, поучу машину водить?

— Никогда не задумывалась. А зачем? Впрочем… Для самоутверждения разве что… Или для новых ощущений? Можно, конечно.

— Слушай, ведь у тебя все уехали, никого дома нет?..

— Откуда ты знаешь?

— Сама вчера сказала.

— Я? Когда? И не помню.

— Может, и не помнишь, но сказала. Так уехали?

— Уехали — раз сказала. Скоро приедут — на той неделе.

— Сегодня только пятница еще. Ты не дежуришь в эти дни?

— В какие?

— В субботу и воскресенье?

— Нет.

— Слушай… Только не возражай сразу…

— Уже возражаю. От такого начала.

— Нет, я серьезно. Я взял путевки в наш академический дом отдыха на эти дни. С сегодняшнего вечера. Шестьдесят километров отсюда… Там и поучимся водить?

— Шестьдесят?

Галя задавала вопросы, не имеющие ни смысла, ни значения.

А что ей было делать? Как отвечать?

Впрочем, он тоже немного нервничал экспромтом — делая несколько неожиданное и для самого себя предложение.

Все-таки не девочка.

Все-таки она оперировала.

Они договорились встретиться около ее дома в шесть часов.

Галя поехала на троллейбусе домой, а Тит срочно укатил по делам своим, за путевками, которых у него, разумеется, еще не было. Но он наверняка знал, что они у него будут — уж больно много у него знакомых было в управлении.