Марта Кетро - Жизнь в мелкий цветочек

7. Стараться пристроить всё, что сделала хорошо. Или подарить, или обменять на деньги, но не оставлять на полках/в столе/в компе — чтобы оно не смотрело на меня жалкими глазами. Если ты не востребован, ты, вероятно, не гений. Только не надо мне сейчас притаскивать за руку упирающегося вангога или всех тех, кто при жизни работал за гроши, а потом обрёл признание и очень красивую могилку. Во-первых, у меня нет посмертных амбиций. Не продаётся искусство — перейду на ремесло, всё равно его отделяет пропасть от халтуры, которая действительно постыдна. Во-вторых, сейчас иные времена. Прежде творец мог жить в провинции, а ищущий гениев меценат рисковал действительно никогда о нём не узнать. Сейчас у нас есть интернет, и любой может заявить о себе и показаться достаточному количеству самых разных людей, среди которых наверняка найдутся ценители его творчества — если это творчество хоть чего-то стоит.

8. Не делать больших расходов до получения первых денег. Поясню. Свой первый ноутбук я купила на гонорар от первой книжки. Не наоборот — сначала купить ноут, чтобы с комфортом писать в кофейнях, представляя, что ты Франсуаза Саган или, не приведи господи, Хемингуэй. Искусство желательно производить на собственном ресурсе, по крайней мере, сначала.

9. Заниматься благотворительностью внутри профессии. Если есть лишняя работа — делиться, если есть связи — помогать. Во-первых, тем самым увеличиваешь армию «своих». Это сейчас нам тридцать и нас не видно, когда нам стукнет сорок пять, нужно, чтобы «наши» были везде. Чем больше в моей среде соберётся друзей, тем комфортнее эта среда станет. Во-вторых, надо обязательно расплачиваться за везение (которое неизбежно) тем, что давать шанс кому-то ещё.

Честно говоря, понятия не имею, куда меня заведут эти тезисы, насколько они порочны. Но я определённо уже не там, не в паутине.

У меня есть знакомая — ужасно мне нравится — из породы победителей, которая умеет взять своё практически везде, где видит своё. А я за ней почтительно наблюдаю и делаю выводы. Например, меня заинтересовало её поведение в случае не то чтобы неудач, но в ситуациях с сомнительным исходом.

Допустим, у неё складывается идиотский день, беготни много, а эффект минимальный. Но когда выходит хотя бы крошечная польза, она останавливается и говорит: «Так, я молодец, — (тут я изумлённо на неё кошусь, потому что сама бы уже давно рыдала от усталости), — я сегодня сделала то-то и то-то, и вот он результат. Налицо положительная динамика! Да, я точно молодец!»

Победители этого рода ищут и находят бонусы во всём. Вот представьте, упал такому человеку на голову кирпич, лежит теперь бедняга в больничке. Вместо того чтобы киснуть от огорчения, победитель говорит:

«На меня упал кирпич, но я молодец — не умер и добрался до больницы! А ещё у меня симпатичная медсестричка, ущипну-ка я её за попу. И, пользуясь случаем, пописаю в банку и заставлю врачей сделать мне полное обследование, раз уж я всё равно здесь». И ведь сделают, причём бесплатно.

Из этого следует, что у победителя должно быть много энергии — хотя бы для того, чтобы постоянно нагибаться за бонусами, которые он себе намечает, или срывать их с веток.

В его поведении нет ни капли натужного, на публику, героизма или глупого оптимизма — он может быть недоволен ситуацией, но удовлетворён своим поведением в ней.

Конкретно в той моей знакомой мне ещё нравится отношение к остальному человечеству. Других людей она не считает ни соперниками, ни дичью. Свободно принимает помощь и так же свободно её оказывает, различая границу между «пользоваться чьими-то услугами» от «использовать кого-то».

К сожалению, вменяемые победители редки. Они часто питают презрение к «вялым и рефлексирующим», и в этом их слабость. Не видя пользы в самокритике, путают её с самоуничижением и порой выглядят самодовольными. И они недооценивают тех, кто неэнергичен, и крайне изумляются, когда какая-нибудь тютя вдруг обставит их своими тихими тютинскими методами.

Но в среднем профессиональные победители всё равно получают от жизни примерно в полтора-два раза больше игрушек, чем обычные люди. Во-первых, благодаря вышеописанному энергичному нахождению и сбору бонусов, а во-вторых, из-за парадоксальной реакции остального человечества: окружающие как-то привыкают, что у победителя всё должно быть хорошо, и не только всемерно ему помогают, но иногда вдруг приносят дары — от чистого сердца или на удачу. Некоторые способны бросить все дела и пойти решать проблемы победителя — просто для того, чтобы не рушить свою картину мира, свою веру в то, что успех существует. Или из эстетических соображений: если с кукольного замка отломился шпиль с флагом, отчего бы и не помочь, не подправить конструкцию, которой так нравилось любоваться.

Да и страшно за них — ведь они, победители, не такие, как мы, привыкли к хорошему.

Часто думаю о боли, и о моральной, и о физической — одна легко переходит в другую. Я многое знаю об энергии преодоления и о радости последующего покоя, и об удовольствии причинения боли.

Лучшая игра всех времён и народов — мучить женщин, и наиболее удобным инструментом является мужчина. По прошествии многих лет могу признаться, что я несколько раз использовала мужчин, чтобы добраться до задевших меня женщин. Это один из самых простых и в то же время сбивающих с толку трюков: он не подозревает, что у вас отношения не с ним, а с нею; она не подозревает о том же; поэтому оба хронически «смотрят не туда», не понимая толком, что происходит. В самом деле, мужчины самодовольны, а женщины зашорены, им сложно вообразить, что бывает другая цель, кроме как «захватить самца». А всего-то и надо: допустить, что мужчина тут — не приз и даже не поле битвы, а, скажем так, лобное место или орудие боли.

Это было великолепное, но несколько растлевающее развлечение, и теперь я, конечно, раскаиваюсь.

Возвращаясь: боль — почти самое яркое переживание, которое доступно в юности. Она даёт силу и остроту ощущений, к которым легко привыкнуть. Многие люди, приученные к страданиям, не могут отказаться от них и в зрелости, когда остаётся гораздо меньше сил и естественной красоты (ведь боль безобразна, поэтому эстетичны в ней только юные существа), и очень быстро гибнут.

Старость, напротив, слаба и нетерпима, толстокожа, накачана анестезирующими веществами, равнодушна.

Где-то в промежутке существует золотая середина, когда человек согласен испытывать необходимую боль, не закрывается от неё наглухо, но и не стремится навстречу.