Марсель Байер - Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают

Нельзя сказать, что солдат Руш пренебрегал воинской присягой. Нет, он следовал ей, но по-своему.

Он совершенно честно засыпал на политзанятиях, которые его не интересовали, — за что ему, несмотря на меткость стрельбы, не позволили участвовать в стрелковых соревнованиях ради получения знака отличия: золотого или серебряного шнурка на плечо.

Он панически боялся попасться, но все равно в последнюю ночь вместе с другими дембелями на прощание смело запихивал палкой от метлы «злобному поросю на вертеле» картофелины, одну за другой, целый килограмм, в выхлопную трубу «шкоды».

И был предельно бдителен, контрабандой пронося в казарму шнапс или белые грибы.

О гигантских белых грибах из запретной зоны отец вспоминал нередко. На плодородной «полосе смерти», куда всем кроме пограничного патруля ходить воспрещалось, грибы росли в огромном количестве. Добрых пятнадцать сантиметров высотой, со шляпками величиной с ладонь, прямо на дороге. Как в сказке.

Считается, что западная граница ГДР охранялась с надежностью, исторически почти беспрецедентной. Гора Брокен высилась непосредственно на внутригерманской разделительной линии, поэтому на Востоке шутили, что это, мол, единственная непокоренная вершина мира.

Закрытая зона начиналась уже за пять километров до собственно границы. Часть этой местности была, правда, еще населена, но повседневную жизнь здесь омрачали различные меры предосторожности и сложная бюрократия пропускной системы. Подозрительных жителей давно уже подвергли принудительному переселению. Первая такая чистка проводилась службой государственной безопасности и носила характерное кодовое название: операция «Паразит».

И только последние пятьсот метров зоны занимала грозная, запретная, официально охраняемая полоса. Защищали ее ограждения с проводами под напряжением, датчики движения с мигалками и сиренами, самострелы, колючая проволока, мины, собаки и хорошо укрепленные контрольные посты. Находиться на этой территории без допуска было опасно для жизни. Мало кто из гражданских пытался сюда попасть. Те, которые решились и не добрались до свободы, получали длительный срок или погибали при попытке к бегству.

На погранзаставе между первым сигнальным ограждением и распаханной контрольно-следовой полосой десяти метров в ширину моего отца держали целый год, чтобы он любыми средствами пресекал попытки к бегству из ГДР.

Этого он больше всего и боялся.

Безумства гэдээровских госорганов, ответственных за охрану границ, шли на пользу лишь немецко-немецким грибам. Для них запретная зона вовсе не являлась полосой смерти. Наоборот, они превосходно росли между Востоком и Западом. В отличие от черники, которая тоже произрастала тут в изобилии, грибы не влезали в пустые фляжки, поэтому их было гораздо труднее украдкой пронести в казарму. Если поймают — офицеры безжалостно бросят все в печь. Но если контрабанда удастся, то вечером, когда офицеры покинут казарму, повар в одной из огромных своих сковородок приготовит для всех тушеные грибы.

Контрабанда грибов была не оттого популярна, что солдаты голодали, а, скорее, оттого что добавка к рациону заключала в себе толику непокорства. Снабжение на погранзаставе было вполне сносным, а по меркам Востока даже изысканным.

Этим объясняется, что отец в армии прибавил пятнадцать кило веса. Служба на границе наложила отпечаток не только на внутренний мир отца, но изменила его и внешне. За год, проведенный в Зоннеберге, из бледного субтильного юнца он превратился в богатыря с окладистой бородой, и после демобилизации из ННА никогда больше не брился. Ни мама, ни я вообще не видели его без бороды. Вот уже тридцать пять лет. Когда он стоит с расческой перед зеркалом, меня охватывает чувство, будто борода для него — постоянное подтверждение того, что он больше не солдат. Его подбородок я видела только на старой черно-белой фотографии времен строевой подготовки. На ней отец долговязый, с выбритыми щеками, в форме, на голове прусская фуражка. Войлочный козырек придает ему сходство с кондуктором.

Наверное, он и предпочел бы держать в руках проездные билеты, а не оружие. Но в семьдесят третьем году у него не было выбора. На медосмотре отец заявил, что ни в коем случае не хочет служить в погранвойсках. Но его все равно именно туда и направили. Сначала, когда ему дали приказ в Иоганнгеоргенштадт, он вздохнул с облегчением. Чешская граница. Однако вскоре выяснилось, что это только подготовка, которая у пограничников продолжается шесть месяцев вместо четырех недель.

И пошло-поехало. Зоннеберг находился на самом краю ГДР. Долины реки Иц тянутся так далеко на запад, что близость врага слышалась даже в человеческой речи. Близ Зоннеберга говорят на верхнефранкском диалекте. Жители, хотя и тюрингцы, раскатисто произносят «р» и многие слова выговаривают на чужой лад.

Обычно караул длился восемь часов. В отличие от Берлинской стены, которая освещалась прожекторами, КПП «зеленки» ночью погружались в темноту и не просматривались. Страх, что его застрелят из темноты или придется стрелять самому, по частоте упоминаний в рассказах отца занимал второе место после белых грибов. Молоденькие солдаты, едва ли старше двадцати, ходили в дозор всегда парами. Они несли службу под девизом: «Чем громче, тем лучше!» Сильнее шумишь в процессе патрулирования — меньше вероятность, что в твою смену кто-нибудь попытается сбежать. Что до второго часового, то тут оставалось только надеяться. Через несколько месяцев после того, как отец демобилизовался, пограничник из соседней части застрелил двух своих товарищей и сбежал на Запад. Однако отцу повезло, во время его службы границу не нарушали. Ни гражданские, ни военные.

До сих пор нет точных данных о том, сколько людей погибло при попытке к бегству из ГДР. Если верить, как нам предлагают, официальной статистике несчастных случаев со смертельным исходом, бегств по Балтийскому морю и самоубийств после ареста, то количество жертв — в пределах тысячи. Примерно семьдесят пять тысяч человек были задержаны за незаконный переход на Запад и привлечены к судебной ответственности.

Летом 2007 года, когда мне по работе надо было съездить на юг Тюрингии, я предложила отцу отправиться туда вместе. Чтобы он мог показать мне все: свою казарму, границу, тропинки, на которых росли грибы. Отец сразу взял отпуск на несколько дней, и мы поехали.

Перед отъездом я хотела забронировать для нас номера в зоннебергской гостинице. Отец запротестовал: что за безобразие, снимем комнату на месте. В любой из близлежащих деревень. Он пожалел об этом позже, когда мы битых три часа искали ночлег между Зоннебергом и Кобургом. Наконец, из чувства протеста мы вселились в отель при замке Зоннеберг. А на следующий день двинулись к казарме.