Валентин Гнатюк - Перуновы дети

– Правда? – изумилась Лида.

– Уже почти год. А в издательстве, если не секрет, что делала?

Лида немного смутилась.

– Стихи носила…

– Свои?

– Да… Я давно пишу, ещё со школы. В институте на все капустники сценарии сочиняла, в газетах кое-что печатали. Накопилось порядочно, вот собралась с духом, пошла в кабинет молодого автора…

– Ну и как? – серьёзно спросил Чумаков.

– Говорят, есть хорошие. Обещали, как будет возможность, дать где-нибудь подборку…

Чумаков, помедлив, признался:

– Я тоже с госпиталя писать пытаюсь, только никому не показываю, чепуха получается. Невероятно трудно выразить мысль на бумаге, даже прозой, а в стихах, по-моему, – это вообще высшая степень литературного искусства.

– Не скажите, – возразила Лида. – Некоторые считают, что стихи писать легче, и называют их менее серьёзным жанром, чем проза…

– На мой взгляд, главное – какие ты вкладываешь мысли, а уж форма – дело второстепенное, – ответил Чумаков.

Они подъехали к больнице, потом ещё в несколько мест, где Лида решала свои дела.

– Кажется, всё! – наконец облегчённо вздохнула она. – Спасибо вам, Вячеслав Михайлович, я сама бы точно не успела!

Чумаков притворно насупился.

– Так! – многозначительно произнёс он. – Это никуда не годится!

Остановив машину у магазина, вышел. Вскоре вернулся с бутылкой сухого вина и коробкой конфет.

– Всё, пора кончать это безобразие! – повторил он.

– Какое? – улыбнулась Лида, понимая, что это шутка.

– А такое, милая девушка, что всякий раз вы напоминаете о том, что я старый и больной человек, мне это надоело.

– Я? Напоминаю? – изумилась и даже возмутилась Лида.

– Да, напоминаете своим выканьем. Сейчас мы поедем ко мне, выпьем, как говорится, на брудершафт и после этого перейдем на «ты». Тем более что день на закате, а мы ещё не обмыли нашу встречу!

Лида опять улыбнулась, как показалось Чумакову, печально и чуть устало. В этот момент он почувствовал себя мальчишкой рядом с серьёзной и мудрой женщиной.

Подъехали к зданию стандартной девятиэтажки.

– Ура, лифт работает, а я думал: придётся с гостьей на восьмой этаж пешком ковылять.

– Как ваша нога? – поинтересовалась Лида.

– В порядке, имеется в наличии. Если мало её гонять, выкаблучиваться начинает, потому стараюсь спуску не давать. Пусть радуется, что тогда не позволил её оттяпать…

Проводив гостью в комнату, Чумаков удалился на кухню. Лида, присев на диван-кровать, осмотрелась. Шифоньер, шкаф с книгами, стол, несколько стульев – вот и вся обстановка. Но всё чисто и на своих местах.

Вошёл Чумаков, неся шипящую сковородку.

– Вот, кашу разогрел. Прошу прощения, еда солдатская, простая.

Затем достал стаканчики для вина.

Взглянув на Лиду, увидел её такой же немного усталой.

– Что с тобой? – спросил.

– Голова разболелась. – Лида потёрла лоб рукой. – Где-то у меня были таблетки, – она стала копаться в сумочке, – можно попросить воды?

– Никаких таблеток! – решительно запротестовал Чумаков. – Сейчас мы вас вылечим, доктор. Сядьте, пожалуйста, удобнее, расслабьтесь…

Потерев ладони друг о друга, как бы разогревая их, он закрыл глаза, постоял, сосредотачиваясь, затем приблизил ладони к голове Лиды, медленно двигаясь от висков к затылку.

– Глаза закрывать? – спросила Лида.

– Не имеет значения, – отвечал Чумаков, продолжая манипуляции. – Что-нибудь чувствуешь?

– Странное ощущение, будто между вашими руками и моей головой какое-то упругое вещество, и через него я чувствую прикосновения… Так приятно…

Через некоторое время Чумаков опустил руки.

– Всё! Как теперь?

Лида осторожно повернула голову, потом потрясла ею.

– Прошло! Правда уже не болит! – удивлённо-радостно сообщила она.

– У тебя было нарушение целостности энергетического поля в правой затылочной части, я попытался его скорректировать…

– Я слышала про биоэнергетику, но испытать не приходилось… Вы что же, Вячеслав Михайлович, теперь экстрасенс?

– Нет, – улыбнулся он. – Просто после госпиталя появилась какая-то обострённая чувствительность. Еду, например, на машине и точно знаю, куда свернёт водитель впереди. Мысли некоторые могу угадывать, головную боль снимать знакомым, соседям – это несложно, я даже мальчишек своих научил.

– А вы не говорили, что у вас есть дети… – чуть насторожилась Лида.

– Есть. Человек тридцать. – Чумаков рассмеялся. – Я секцию самбо веду в школе, так что у меня не только мальчишки, но и пяток девчонок есть. С ребятами интересно возиться, я учу их, они – меня…

– Да, наверное, – согласилась Лида. – Кстати, где же ваша обещанная каша?

– Не ваша, а твоя, – заметил Чумаков, наливая вина.

Со звоном сдвинув стаканы, они переплели руки и выпили, но целоваться не стали.

– А теперь скажи: «Слава, где твоя каша?» – не отступал Чумаков.

– Хорошо, Слава, где твоя каша? – произнесла Лида.

Оба рассмеялись, почувствовав себя свободно.

– Вкусно! – удивилась Лида, уплетая «солдатский продукт». – Я думала, каша есть каша, а эта какая-то особенная, что за рецепт?

– Рецепт очень простой: кладётся всё съестное, что на данный момент имеется в доме, конечно, с соблюдением сочетаемости – и в духовку на полчасика!

Пили вино, ели конфеты, разговаривали, перескакивая с темы на тему, вспоминали «уроки французского», на которых их «застукала» Леночка, опять смеялись. И Чумаков, как и тогда, не переставал удивляться: с детства он мечтал найти человека, с которым можно было поговорить обо всём, который тебя поймёт. В школе таким другом оказался Андрей. Потом – Ка Эм. Но в дальнейшей работе откровения пришлось упрятать на недосягаемую глубину. И вот спустя много лет, когда он уже потерял надежду, в подобной роли неожиданно предстала молодая симпатичная девушка, это было необычайно приятным подарком случая.

«Только ли случая? – съехидничал внутренний голос. – Не по этой ли самой причине ты поехал в Днепропетровск, держа в подсознании упоминание Лиды, что где-то здесь проживает её мама, хотя и не признавался себе в этом? Не ждал ли этой встречи ежедневно и ежечасно при всяком посещении больниц, зная, что она работает врачом, не искал ли в кинотеатрах, у книжных ларьков, возле ЦУМа у фонтана или просто в человеческой реке, текущей по центральному проспекту. И то, что случилось сегодня, – чудо, судьба или всё же просчитанная тобой закономерность?»

Только глубокой ночью, когда уже начали слипаться глаза, Чумаков уговорил Лиду остаться переночевать, постелив ей на диване, а себе на полу. Они уснули, наверное, одновременно, оборвав разговор на полуслове.

Утром наскоро попили чаю, Лида торопилась на работу, и Вячеслав вызвался подвезти её. Когда запирал дверь, на площадку вышла соседка – пожилая женщина с бледным худым лицом.