Алексей Евсеев - Кукук

Иду с почты, куда меня посылают из типографии, чтобы принести заказы на нашу продукцию. Это особое почтовое отделение находится на территории клиники. Туда часто заходят и врачи по своим делам. В двери сталкиваюсь со своим первым главврачом, тем что на Вуди Аллена похож.

— Добрый день.

— (удивлённо) Вы всё ещё здесь?!

— Ага…

Иду с пачкой бумаг в согнутой руке, впереди меня женщина, что-то бурчащая себе под нос. Она то и дело оглядывается на меня и начинает кричать: Не преследуйте меня! Зачем вы меня преследуете?! Я оборачиваюсь, позади меня никого нет. Преследователем, выходит, быть мне. Женщина убыстряет шаг и выкрикивает проклятия в мой адрес. Дойдя до 3-го отделения, она забегает в него и из двери кричит мне: Прекратите меня преследовать!!! Вы не мой врач!!!

Записали меня также на Kunstwerkstatt. Рисую картинки и объясняю терапевту, что нарисовал и почему. Среди пациентов — та женщина, чьи картины мне понравились в отделении 4.1. Теперь она рисует акварелью кору деревьев. Любое обращение к ней она воспринимает как агрессию и грубо огрызается. Её все побаиваются.

Здесь же я встретил Ралуку. Она ожила и с ней теперь можно общаться. Она не любит рисовать, хотя рисует очень интересно. Ей больше нравится болтать с пациентами по всяким пустякам. Она, как и дед Розенберг из 4-го отделения, многолетний клиент больницы, знает здесь всё наизусть. Занятия приелись, общение ещё нет. Фрау Диттмар, кунст-терапевт, пытается её уговорить что-либо сделать. Ралука тут же пускается в описание того, что ей хотелось бы нарисовать, какими красками, подражая какому художнику. Она болтает-болтает, болтает забавно и весело, но рисовать не начинает. Когда же её уже начинают «тыкать носом в лист бумаги», обложив красками, кисточками, банкой с водой, она просит разрешить ей сделать паузу и попить кофе. У фрау Диттмар опускаются руки…

Михаэль, которого я знаю по третьему отделению, рисующий километры абстракций, вместе с делом рассказывает практикантке о своих психозах. Однажды он очнулся в Риме…

— Стою перед фонтаном Дю Треви.

— И…

— Ну, т. е. я был у себя дома в Ганновере, а тут вдруг стою на улице Рима. Как я там очутился, я не помнил совершенно. В кошельке было достаточно денег, чтобы купить билет и вернуться назад в Германию.

— Не понимаю, как такое возможно.

— Я прилетел в Рим на самолёте, в кармане был билет.

— Но получается, что вы сами поехали в аэропорт, купили его…

— Да. И из аэропорта добрался в центр города. Но я этого вспомнить не смог. Провал в памяти.

— Удивительно.

— Хуже было в другой раз. Тогда я оказался в Париже. Была зима, и я был в одной рубашке, денег с собой не оказалось.

— Господи!

— Пришлось искать посольство, там мне дали денег на обратный билет.

— Без всяких проблем?

— Да, конечно, но я потом выплатил им всё обратно.

Михаэль — интеллектуал, поэтому-то его крышу и сносит в сторону великих городов.

Коллекции лучших работ пациентов нашей клиники мог бы, думается, позавидовать не один музей. Я регулярно наведываюсь в комнату, где она размещена, и выстаиваю там с четверть часа с чувством горькой зависти. Таких вещей мне не создать, я ещё не настолько свихнулся.

В очередной раз пересмотрел «Кукушку», а также «Making of» к ней.

Скачал из интернета текст романа Кизи. Улыбался, находя характерные для набивки текста ошибки. E-Book «Над кукушкиным гнездом» был именно набит вручную, а не отсканирован и распознан FineReader'ом.

Вот характерные примеры невнимательного прочтения с оригинала:

— Насколько я понял, мистер Макмерфи [119] «Макморри» превратился в «Макмерфи». , раньше психиатры вами не занимались?

— Мак-мер-фи, док.

из оригинала:

«You’ve — it seems — no other psychiatric history, Mr. McMurry?»

«McMurphy, Doc.»

Мир принадлежит сильным, мой друг! Ритуал нашего существования основан на том, что сильный становится слабее [120] «Сильнее» превратилось в «слабее». , пожирая слабого.

из оригинала:

This world… belongs to the strong, my friend! The ritual of our existence is based on the strong getting stronger by devouring the weak.

Если на процедуры не скупятся, человека можно превратить в подобие мистера Элвиса [121] «Эллис» превратился в «Элвиса». , которого вы видите у стены.

из оригинала:

Enough of these treatments and a man could turn out like Mr. Ellis you see over there against the wall.

Удивляюсь исчезновению самолёта. Того, что летал над моей историей. Он пропал… Заболел?!.

Первой моей пародией на коллекционирование были спичечные коробки, превращённые в солдатиков. Их я помню по отдыху с родителями в Коктебеле в начале 80-х. На юге, выброшенные коробки, оставались сухими и не испачканными, нежели в питерских широтах. Их можно было собирать и тут же пускать в дело. Коробок выдвигался наполовину, и на выдвинутом днище рисовалась рожица солдата. Помню, что насобирал их безумное количество за те несколько недель, что мы провели на курорте. Родители не разрешили везти их домой, мне пришлось закопать свою армию в саду участка, где мы снимали комнату. Я надеялся вернуться сюда на следующий год и поиграть с ними дальше.

Потом начались марки. Это увлечение длилось у меня лет пять. Я собирал марки с изображениями животных. Тратил на эту страсть все сбережения и много времени. Ездил на угол Литейного и Разъезжей в магазин филателистов. Там ко мне подходили мужики и предлагали марки, которые никогда не доходили до прилавков магазинов. Они назывались жучками. Мы шли в соседнюю парадную дома, и я улетал там на небеса. Жучки доставали свои альбомы, в которых я искал себе новинки. Мне хотелось скупить всё, но столько денег у меня не было. Приезжая домой я сталкивался с проблемой размещения марок в своих альбомах. Далеко не все коллекции можно было красиво расставить, я очень много времени тратил на их позиционирование. Часто было так, что я вынимал на кровать все имеющиеся в наличии марки и брался за композицию с нуля.

В какой-то момент, будучи уже в старших классах школы, я к этому делу остыл. Впоследствии мне удалось продать всю коллекцию за какие-то гроши, лишь бы от неё избавиться.

Началась перестройка. Почти все газеты и журналы стали публиковать статьи о музыке и музыкантах, о которых до этого было не принято писать. С этого момента началась вторая крупная фаза коллекционирования. Я стал собирать эту музыкальную критику и подшивать её в папки. К тому времени я учился в институте или, скорее сказать, много прогуливал. Был избыток свободного времени. Уходил с утра якобы на учёбу, но вместо этого ехал в город ходить по кинотеатрам, музеям, находил себе места, где можно было бы посидеть с книгой, бродил по магазинам в поисках очередной периодики. В какой-то момент я перестал их читать, т. к. в них писалось одно и тоже и забросил свою страсть. Выбрасывать это добро было жалко, и я отвёз его на дачу. Там оно и сгинуло.