Алексей Евсеев - Кукук

Он сам себе, явно обидевшись: Не отвечают!.. смотри-ка…

Я размышляю, что не дело это — с вроде бы порядочным человеком в молчанку играть, поворачиваюсь к нему и говорю: Так ведь не было с собой ничего — ни флагов, ни транспарантов…

Улыбнулся. Ну, и раздумал обижаться. Думается мне так…

В ментовке размещают в предбаннике между камерами. Две скамьи и стол. Камеры-обезьянники забиты добродушными алкашами. Мы им то и дело наполняем бутылки водой. Не знаю, водят ли их в туалет, но даже воды не дают, странно.

На стене — икона Божьей Матери с младенцем. На неё обратил внимание один из «несогласных». Он сказал, что это редкий случай, когда в государственном заведении вместо портрета Путина висит такое вот чудо. Я вспомнил, что у высоких чинов, чьи кабинеты я повидал в последнее время более чем достаточно, особенно любима фотография Вовчика в профиль. На этом художественном полотне он одет в морскую форму: чёрная каракулевая шапка и бушлат с меховым воротником. Героическая личность…

По соседству туалет. Несёт мочой нещадно. В туалет заходить можно лишь в темноте и задержав дыхание, иначе может стошнить. Им же пользуются сотрудники. Этажом выше, как это я знаю из прошлого визита, есть туалет только для сотрудников — в аналогичном состоянии.

Началась бумажная волокита. Одна и та же информация заносится в разные гроссбухи. Всё от руки. Компьютеров нет. По паре отводят в комнату, в которой в своё время обедала наша съёмочная группа, писать объяснительную.

Один чин при этом разыгрывает из себя злого дознавателя.

Мы пишем объяснительные, а он нас подгоняет: Пишите-пишите быстрей, всем домой пора — чай пить, телевизор смотреть, с девушками гулять…

Потом тут же своему напарнику: Вот ведь 37-й год для них бы организовать. Натворил дел — тут же на стройку в Сибирь. Распоясались они…

Я ему: Ага! Давайте, пока год не закончился, отметим 70-и-летие со дня того самого года и пошлём всех нас куда подальше!.. Юбилейчик отметим!..

А в ответ — тишина.

Просидели в общей сложности часов 5–6. Раз в два часа менты отводили нас в свои кабинеты, чтобы заполнить всё новые и новые документы. В конце концов, мое «дело» состояло из десятка листов.

Мы на тему свободного времени после задержания уже отшутились: нужно, мол, с собой на митинги игры всякие таскать, кроссворды там, карты, шахматы. Шахматы были бы в тему. Пришёл на митинг с целью «подвигать фигурами» с Гарри Кимычем…

Начинаем всё больше общаться друг с другом. Половина из нас осознанно пришла на марш, половина попалась случайно. Вспоминаем о прошедших событиях. Кто-то рассказывает, что неоднократно видел, что некоторые из арестованных показывали схапавшим их омоновцам какие-то корочки, и их тут же отпускали. Явные агенты охранки. Сотня разных эпизодов. Кто что заметил да приметил.

Отношение к нам со стороны ментуры — доброжелательное.

Т.к. мы сидели и болтали друг с другом, часто заливаясь смехом, менты спрашивали в шутку: Вам что, делать нечего? Валите отсюда!..

Мы: Так дверь заперта!

Мент открывает дверь: Теперь не заперта.

Мы оцениваем шутку и сидим дальше.

Я без паспорта. У всех остальных паспорта забрали.

Наблюдаем круговорот ментовской жизни.

Мимо проходят менты, доставившие нас сюда. Зло бросают: Ебаные марши!..

Им, оказывается, придётся оставаться здесь до того момента, пока не будут заполнены все документы на нас. А уже вечер.

Вспоминаю, что когда в этих помещениях снимали «Гончих», то услышал голос одного из ментов за закрытой дверью: Чего они тут делают? Что?.. «Гончие»? Опять?! Бля, как ЗАЕБАЛИ эти «гончие»!

Получается: и так не мил, и эдак…

Заходит мент с «лицом кавказской национальности» (т. е. не мент кавказской национальности, а задержанный) и говорит ему: постой, мол, тут в уголке. Так этот человек с неудачным от рождения лицом и стоял все эти долгие часы в том углу як школяр… Мы уже ушли, а он так и завис там послушно.

Забегает женщина, смотрит сквозь нас по сторонам: Так, где?! Никого нет…

Общий хохот. Нас же здесь восемь «несогласных» + кавказец.

От нечего делать читаем правила задержания, что висят на стене. Листов десять текста. В каждом абзаце по ошибке: «котегорически», «окозал»…

В нашу заводь выходит главный чин из автобуса. В званиях не разбираюсь, но выглядел он як хенерал. Грозный на вид, но явно добряк. Настоящий мужик, короче. Не дебил. Вышел к нам, так сказать, постоять, послушать, о чём мы гутарим, прощупать нас на вшивость. Мы его, конечно же, в покое не оставили, начали всякие вопросы дурашливые задавать. В том числе, почему отделение милиции так на гадюшник похоже, в туалет заходить боязно: вонь, грязь… туалетной бумаги… Was is das? Нефти власть до фига продаёт — бабло есть, надо же на ремонт средства выделять…

Он говорит: Ну, это… Нефть не туда течёт.

Я: Да течёт-то она туда, куда надо течёт. А вот деньги, видать, там же и остаются, куда нефть утекла.

Он: А, ну да. Я просто неправильно выразился.

Я: Нефть на запад уходит, деньги за эту нефть зависают в заморских банках, а вам — доблестным стражам правопорядка — загаженные сортиры да несознательная революционно-настроенная молодёжь достаётся…

Не нашёлся чем крыть полковник, или как его там, и «сбежал»…

Всё делопроизводство производится вручную. Ужасно медленно. Ментам приходится чудить, т. к. ничего не сходится. Слышно, как они ругаются между собой. Женщина из автобуса кричит, что омоновцы брали всех без разбора и просто запихивали в автобус без каких-либо объяснений. Доказательств наших противоправных действий нет.

Наконец-то все бумаги заполнены. Кстати, забавно было писать в протоколе: «С ПРОТОКОЛОМ ОЗНАКОМЛЕН запятая НЕ СОГЛАСЕН подпись».

Были варианты: НЕ СОГЛАСЕН, СОГЛАСЕН, СОГЛАСЕН ЧАСТИЧНО.

МАРШ НЕСОГЛАСНЫХ. МАРШ СОГЛАСНЫХ. МАРШ СОГЛАСНЫХ ЧАСТИЧНО…

Выдали на руки необходимые для адвокатской защиты копии и выпустили с повесткой в суд.

Во всех документах моя улица написана неверно.

Не знаю — отчего так здорово на душе?!

С боевым крещением меня!

Вернулся домой. Родители в панике. Ушёл утром погулять… догадались куда. Отчим начинает нравоучение: Это всё, конечно, хорошо. Права человека — то да сё, но…

Оказывается, по его версии, Лимонов — исписавшийся писатель, который хочет привлечь к своей персоне внимание, играя в политику. Карпов, по его версии — «отходившаяся лошадь» (его он без всяких возражений уважает как личность), действует аналогично. Меня и всех, кто ходит на марши, он назвал неудачниками, ищущей себя молодёжью и т. п. Всё это высказывал эдаким заковырчатым, свойственным ему, занудным языком, что мне пришлось его остановить и попросить прекратить нести всю эту чушь.