Олег Красин - Дети Метро

Но пить одному не хотелось.

— Пойдем в бар, посидим немного, поговорим! — предложил Максим. — Я угощаю!

— С чего такой щедрый? — она усмехнулась, и в её глазах он увидел огоньки затаенной обиды за прошлую их встречу в баре «Дарт Вейдер». Алина хотя и просила извинения, все-таки обиделась за то, как он её тогда отшил.

— Да так. Я тоже с тобой грубо обошелся. Ты уж извини!

— Я уже забыла, честное слово!

Он поправил шапку правой рукой, и Алина увидела, что его ладонь и верхние фаланги пальцев замотаны бинтом.

— А это? Ты подрался?

— Нет, несчастный случай, можно сказать. Скоро пройдет! Так что, идешь?

Она посмотрела на часы и, будто сверяясь сама с собой, приходя к какому-то выводу, кивнула головой.

— Пойдем, до вечера успею!

— А что вечером, свидание?

— Курсовые надо проверять.

По дороге им попался один из баров, где они разделись, сели. Завьялов сделал заказ, себе попросил коньяка, а Алине вина.

— Зачем ты тратишься? — спросила она с упреком, — я пить все равно не буду!

— А ладно! — он безразлично махнул рукой.

— Мне кажется, у тебя что-то произошло, — произнесла Алина, внимательно глядя ему в глаза, — от меня не скроешь!

— С работы уволили, теперь вот бухаю.

— С работы? На тебя не похоже, ты выглядел таким крутым, успешным…

— В Москве всё делается быстро — сегодня ты топ-менеджер, а завтра никто.

Он выпил принесенный официантом коньяк, налил еще рюмку, а Алина едва пригубила вино и поставила бокал на стол.

— Давай за тебя! — произнес он тост и снова выпил коньяк, не дожидаясь, пока Алина с ним чокнется.

— Хочешь напиться? — спросила она, глядя как официант расставляет тарелки с едой — Максим заказал стейки из мраморного мяса.

— Я? Ничуть! Так, расслабляюсь немного. Все-таки отпуск для того и существует — не находишь?

— Я бы поехала на море. Куда-нибудь в Египет или Таиланд.

Завьялов опять выпил, не притрагиваясь к мясу.

— Ты ничего не ешь, — заметила Алина, — ешь стейк! Вкусно!

Будто послушавшись её, он отрезал небольшой кусок мяса, бросил его в рот, лениво пожевал. Есть ему не хотелось, хотелось напиться…

Через пару часов Завьялов, который едва держался на ногах, оказался дома у Алины. Она жила одна в однокомнатной квартире, детей у неё от предыдущего брака не было.

— Максим, надо поспать! — сказала она, помогая ему снять куртку, — может, отправить тебя домой?

— Нет, не хочу!

Его развезло, в глазах всё плыло, в голове стоял туман, и временами казалось, что вместо лица Алины он видит лицо Кати. Так, наверное, и было — Катя находилась здесь, рядом с ним, и он несколько раз громко позвал её по имени. Алина удивленно спросила: «Кто такая Катя? Твоя московская подруга?»

Завьялов промолчал, упав на диван, точно сбитый мощным ударом боксера. Голова его временами отключалась, он терял слух, чувствительность тела, но зрение продолжало работать. Наоборот, он видел все вокруг удивительно четко и ярко, выпукло, словно сидел в кинотеатре с 3D. Качающийся вагон метро, освещенный желтым светом плафонов, озабоченные пассажиры, среди них сидящая на сиденье Катя. Она смотрит на него, пишет смс. «Нужно прочитать, — думает он сосредоточенно, — она пишет что-то важное».

— Ты меня слышишь? — прорывается сквозь его сумбурные мысли голос Алины. — Я тебе постелю на диване.

— Окей! Стели! — говорит он и снова проваливается в свои видения.

Опять тот же вагон. Катя. Она сидит и смотрит на него. «Она ждет ответ на смс, — догадывается Максим, — мне надо ответить!» Где же телефон? Он лихорадочно шарит рукой в карманах брюк, пиджаке, куртке. Телефона нет, нигде. Но что это? Сквозь вагонный шум Завьялов слышит откуда-то издалека мелодию «Половинок», установленную Катей на его мобильнике, звук несется из его же вагона. Значит телефон внутри, у кого-то из пассажиров, где-то спрятан. «Но зачем? — поражается Максим, — зачем прятать мой телефон?»

Он открывает глаза и чувствует, что лежит раздетый на диване, рядом присела тоже раздетая, в коротком халатике Алина. Максим пытается ухватить, задержать в себе исчезающее видение вагона, ускользающую мысль о поиске мобильника.

— Ты все время стонешь! Что случилось, ведь ты так и не рассказал?

— Знаешь… — он с усилием пытается выудить из памяти заблудившиеся слова. Говорить трудно, тяжело, потому что объяснения требуют убедительных аргументов, объяснения того, почему он расстался со своей девушкой, почему она погибла. А где их взять, эти объяснения, если не лгать?

Слезы начинают течь у него по лицу горячие, соленые, обильные. Раньше он никогда не плакал, только в далеком детстве, а теперь вот плачет и не стесняется.

— У меня была девушка, — говорит он, с усилием выталкивая слова, сквозь перехватывающие горло рыдания, — она погибла во время теракта. Я никому, только тебе…

Алина осторожно тянется к нему, кладет его голову на свои голые колени, не стесняясь их наготы, гладит голову Максима. Её легкие пальцы скользят как шелк, холодят кожу, успокаивают и она приговаривает вполголоса, словно мать, баюкающая сына:

— Бедный ты мой бедный! Не плачь, всё наладиться. Все будет хорошо!

Когда Максим вернулся через месяц в Москву, на него, как из рога изобилия посыпались разные заманчивые предложения по работе. Словно Бог, оценил выпавшие на его долю нелегкие испытания и теперь решил компенсировать их хорошими новостями.

Завьялов недолго перебирал и вскоре вышел на работу в один из крупных, входящих в первую десятку, банков. Он возглавил Департамент автокредитования, начал получать хорошую зарплату и вновь вернулся к сибаритским привычкам прежней жизни, когда был топ-менеджером «Автолюкса».

Он полностью обновил свой гардероб, поменял мебель в квартире, купил «Лексус» последней модели. Опять надел английские рубашки с отложными манжетами, дорогие запонки. Начал вновь посещать спа-салоны. Причем все это делалось им без малейших усилий, даже не залезая в кредиты, хотя и мог их получить по льготной ставке, будучи руководящим работником банка. Но внешний антураж благополучного молодого человека уже не доставлял ему столько удовольствия как раньше, ведь всё это было преходяще и могло исчезнуть в любую минуту. Наверное, поэтому Максим перестал быть требовательно жестким к окружающим, безапелляционным, излишне напористым, каким был раньше, хотя и не утерял деловой хватки.

Теперь он ценил саму жизнь, дарившую разные возможности, без амбиций с его стороны, неудовлетворенного самолюбия. Жизнь была многогранной, насыщенной, разве могло быть что-то лучше неё? Благодаря Кате он понял эту простую истину, хотя может быть и с опозданием.

Хорошие новости пришли и со стороны Стаса. Тот вдруг встал на ноги. Врачи уже отчаивались его поднять, совсем опустили руки, но неожиданно, что-то дало толчок его организму — то ли Маша, не отходившая от него ни на шаг, то ли наступившая весна, отмеченная резким потеплением. А может все вместе благотворно повлияло на его здоровье. Стас при поддержке Маши начал передвигаться по комнате, чтобы атрофировавшиеся мышцы на ногах укрепились, а потом и принялся ходить самостоятельно.