Герхард Рот - Тихий океан

— Не желаете присесть? — спросила маленькая.

Ашер покорно сел.

— Он вместо врача пришел, — пояснила та, что помоложе.

— Вы ветеринар будете? — осведомилась старшая.

— Нет, биолог.

— Ах, вот оно что, — быстро подхватила старшая. — Позволите вам стаканчик винца предложить?

— Нет, я не пью.

— Ну, маленький.

— Нет, спасибо!

— Уж и самый махонький стаканчик с нами не выпьете?

Старуха свалила вещи в ноги покойнику и достала из комода двухлитровую бутыль вина. Ашер перестал сопротивляться и принял полный стакан.

— Штаны еще крепкие, — констатировала младшая. — Нам сгодятся. И рубахи еще хоть куда.

Крестьянки совершенно не церемонились, однако младшая, видимо, догадалась, о чем он думает:

— Мы этот дом взяли в пожизненную аренду. Всем пришлось жить в одной комнате. Шкаф открывать он нам не разрешал. Вон в той постели спали мы с матерью, в этой — он. Вечно к нам приставал, что к матери, что ко мне, ему было все едино. Окочурился наконец.

Она вытащила из шкафа какую-то жестянку, чуть-чуть приоткрыла ее и заглянула внутрь.

— Нашла, — удовлетворенно заявила она.

Обе крестьянки вышли, закрыв за собой дверь. Ашер снова посмотрел на покойного. В стариках его восхищало то, что они сумели выдержать так долго. Ему казалось, что под старость человек уже в безопасности. Он встал, сложил платок и подвязал покойнику челюсть. Раньше смерть всегда изгоняла его из комнаты умершего, теперь он впервые остался с покойным. Мертвый, этот маленький, иссохший, измученный жизнью крестьянин уже не вызывал ужаса. Он словно излучал тишину. Ашер вылил вино обратно в бутыль. Ему чудилось, что покойный примирился со всем миром. Разве теперь его терзают грехи? Отягощают слабости? Он забрал их с собой. Здесь лежит лишь его оболочка, бремя, которое он нес всю жизнь. Женщины вернулись и поставили жестянку в шкаф. Теперь они переговаривались вполголоса.

— Гроб мы в старом доме поставим, там он хоть не будет никому мешать, — решила младшая. — Я спрошу, разрешат нам поставить там гроб или нет.

Старуха промолчала.

— Не можем же мы тут с ним вместе, в кухне, три ночи подряд спать, а в комнате тесно.

— Смотри-ка, выпили, а сперва не хотели.

— Да, — откликнулся Ашер.

Он попрощался с женщинами за руку и вышел из дому. Свежий холодный ветер ударил ему в лицо.

Вечером того же дня ему встретились женщины и заика, который приходил к нему днем. Они везли гроб на тракторном прицепе.

— Куда вы его? — спросил Ашер.

— В старый дом. А послезавтра перед похоронами обратно перевезем.

Трактор свернул с дороги, гроб соскользнул с прицепа, водитель выругался. Женщины не подали виду. В солнечном луче, словно парящие в воздухе крошечные пылинки, кружились мошки. Он разглядывал следы тракторных шин, глубоко отпечатавшиеся на пашне. Теперь солнечный свет казался ему мягким, рассеянным, утомленным. Ветер стих. В поле стрекотали кузнечики, а когда он двинулся к лесу, облака предстали ему языками пламени, охватившего кроны деревьев. Он зашагал быстрее. Внизу, в широкой лощине, за кукурузным полем сгущался туман. Из большого школьного автобуса, который медленно, вперевалочку, проезжал мимо, ему помахали дети. Дорогу, которая вела отсюда в Санкт-Ульрих, словно перья, испещряли кукурузные обертки.

В зале, обшитом деревянными панелями, сидели местные крестьяне и играли в карты. Не прерывая игры, они подняли глаза, по-видимому, любопытствуя, что он станет делать. Ашер нашел место за одним из столиков. К стене рядом с распятием было прислонено меню и синие картонки с рекламой пива. Тут он заметил, что в зале сидит и тот крикун, что мешал депутату на собрании. Стемнело. Его удивляло, что никто не испытывает к нему и тени недоверия. Не успел он об этом подумать, как фермер, которого он видел на партийном собрании, повернулся к нему и произнес:

— Вы нас не знаете, но мы за вами постоянно наблюдаем, даже если вы этого и не замечаете. Не воображайте, будто мы тут такие недотепы. Глаз у нас острый, хоть куда.

Ашеру стало не по себе. Что этот человек мог о нем знать? Что он от него хотел?

— Сегодня вас позвали к умирающему, — продолжал крестьянин. — Пару дней тому назад вы были на фазаньей охоте… А я вас, кстати, еще и на собрании Народной партии видал… Все, кто сюда приезжает, думают, нам и невдомек, чем они заняты… Они могут в одиночку бродить по лесам, и мы об этом знаем… По какому бы лугу, по какому бы полю ни прошли, — и это нам будет известно…

Насладившись изумлением Ашера, фермер кивнул и затянулся сигаретой.

На следующее утро Ашер написал письмо жене, а потом спустился в низину. Издалека донесся петушиный крик. Войдя в старый дом, он понял, что дом заброшен. Комнаты, в которые можно было заглянуть сквозь дверной проем, стояли пустые, без всякой мебели. Сорванные ставни лежали на полу. В задних комнатах у покрытой трещинами оштукатуренной стены валялись соломенные циновки. В кухне, преклонив колени у гроба, читали молитвы те две крестьянки, рядом, держа кепку в руке, стоял какой-то мужчина. Как только Ашер вошел, все с любопытством посмотрели на него. Гроб с покойником установили в заброшенном доме, где даже дощатый пол провалился. В доме еще сохранились кое-где на стенах клочки обоев, черных, как и деревянные балки под потолком, и тоже сплошь в желтеньких цветочках ручной росписи. Там, где обои были сорваны, к стене канцелярскими кнопками прикололи оберточную бумагу. Под ногами у него похрустывало битое стекло, по углам валялись газеты, в глубине комнаты ютился трехногий стул. Мертвые унесли с собой все, словно исчезли в глубине прошлого со своим скарбом. Ашеру казалось, что эта необратимость ухода и безразличие к оставленному миру исполнены достоинства. В комнате стояла заржавевшая железная печка, на которой когда-то разогревали корм для свиней. Повсюду валялись ящики, сколоченные из грубых деревянных досок, — в них раньше держали кур. Комнату с покрашенным белой краской деревянным потолком заливало солнце. Стены в комнате были желтые, в красных узорах, оконные ниши затянуты паутиной. Сюда долетали шорохи извне, под окнами росла сирень. Бо́льшую часть кухни занимала выложенная кирпичом заброшенная печь, на которой сидел чей-то ребенок. Все, что Ашер знал о мертвом, — это то, что он отжил свое, а он, Ашер, все еще запутался в собственной жизни и она крепко его держит.

Возле дома остановилось стадо, и Ашеру пришлось проходить между коровами. Под деревом осыпались сливы, издалека казавшиеся синим пятном в траве. Над ними жужжали пчелы. Тут Ашер заметил, что за ним кто-то бежит.

— Подождите! — крикнул человек в кепке, помахав рукой.

— Ничего страшного, так, пустяки, — пояснил он, поравнявшись с Ашером. — Вы ведь врач? Я слышал, вы доктор.