Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

— Да, подумаешь, ерунда какая! — улыбнулся Рэмси и поднял бокал.

Несмотря на мораль истории о том, что «все в порядке, все замечательно», Ирина ощутила это лишь после периода невзгод. Она несколько месяцев отправляла письма в Экспертный совет и все издательства Великобритании по очереди. Отзывы были восторженные, но затем следовали замечания по поводу дороговизны проекта. Американским издательствам она даже не надеялась продать свою книгу, когда поняла, что им, как и матери, приходится объяснять, что «нет, снукер не карточная игра». Ей стало казаться, что ее детище никогда не увидит яркого света.

Неприятностей со временем стало больше — если такой поворот событий можно назвать неприятностью: той осенью, посвященной мытарствам с издательствами, Ирина поняла, что беременна. Решив дать своему телу отдых, когда Рэмси уехал на «Эл-Джи кап», она перестала пить таблетки. Он выбыл из борьбы во втором раунде и неожиданно приехал домой. Пришлось пользоваться презервативами. Ну, кроме одной ночи… С той ночи, когда она лишилась девственности с Крисом, Ирина постоянно пользовалась противозачаточными средствами. Но, помилуйте, ей уже сорок четыре года! Вероятно, богиня плодородия решила воспользоваться этим единственным разом. Впрочем, рождение ребенка просто не могло не стать результатом столь долгой практики секса. В этом был смысл.

Первые подозрения, что один из головастиков все же достиг своей цели, появились через два дня после отъезда Рэмси на чемпионат Великобритании. Бегая вверх-вниз по лестнице, она обратила внимание, что грудь ее начинает болеть, а когда она налилась и затвердела, Ирина купила тест на беременность. Ей с трудом удавалось вертикально держать пластмассовую палочку. Тот факт, что Рэмси не было рядом в столь важный момент, заставил живо представить картины из будущей жизни, связанные с возможным материнством.

Если Рэмси не откажется от карьеры, две трети года она будет соломенной матерью-одиночкой. Ей придется одной вставать и кормить ребенка по ночам, малыш устроится с ней на кровати, а она будет смотреть ночные программы по телевизору. Одной ей придется покупать питание и детские вещи, старательно впихнув коляску в «ягуар». Рэмси станет звонить и просить поднести трубку к ребенку и радостно подбрасывать его над головой в редкие моменты встречи, но в остальное время ей ничем не сможет помочь отец, находящийся, например, в Бангкоке. Возможно, отцовство станет для него очередным развлечением. И все же Рэмси человек не ответственный. Он из тех отцов, что скорее вернутся домой с шикарной игрушкой, нежели с детской присыпкой. Трудности воспитания ребенка лягут на ее плечи. Малыш будет ненавидеть вечно призывающую к порядку мать и обожать отца-суперзвезду, которого никогда не бывает дома. Ирина знала по своему опыту, что дети больше любят того из родителей, которого реже видят.

Будучи реалистом, Ирина испытывала удивление, ужас и любопытство одновременно. Однако ей была невыносима даже мысль о том, что ее родного детеныша выскоблят и выбросят в мусорное ведро.

Она сразу отвергла мысль поделиться с Рэмси новостью по телефону, хотя их частые разговоры казались ей теперь неестественно натянутыми. Она боялась, что он будет разочарован новостью. Он никогда не сожалел о том, что у него не было настоящей семьи и ребенка в браке с Джуд. Рэмси может счесть беременность неудобством или, хуже того, потерять к ней интерес, когда она станет увеличиваться в размерах.

Беременность продлилась не долго. К концу чемпионата Великобритании у нее началось кровотечение, и в клинике ей сделали выскабливание. Ирина рассказала Рэмси только тогда, когда все было позади.

Разумеется, она предвидела, что он ей скажет. Он очень сочувствует и сожалеет, что не мог быть рядом в столь сложной ситуации, и обещает скорее вернуться домой. Конечно, природа правильно все рассчитала. Она стара для того, чтобы становиться молодой мамой; ей пришлось осторожно, дабы не травмировать собственную гордость, напомнить себе, что она родила бы в сорок пять. Возможно, беременность далась бы очень тяжело, и ее тело предвидело это. Чрезвычайно высока была и вероятность врожденных патологий. Может быть, выкидыши происходят в случае нарушений развития плода, организм матери именно поэтому отторгает его? Ведь они с Рэмси не были готовы к трудностям, связанным с воспитанием ребенка, правда? Зачем ребенку-подростку престарелые родители? Если бы они поженились лет на двадцать раньше… Но ведь этого не произошло, правда? Вероятно, поэтому природа избавила их от мучительной необходимости сделать выбор. Все это было правдой, но Ирина не была готова с этим согласиться. Она вздрогнула, представив, как Рэмси говорит ей эти слова. Он удивил ее, не сказал ничего из того, что мог бы. Он даже не повторил, что сочувствует и что спешит домой. Потом он будет ругать себя, что смолчал, но в тот момент он не мог говорить, он просто плакал.

Старания бездетной женщины не могут не быть вознаграждены судьбой. Ирина наконец нашла в Лондоне организацию под названием «Снейк хед», которая так заинтересовалась ее книгой, что готова была взять на себя все расходы, вне зависимости от того, что спрос может быть ничтожно мал.

«Фрейм и матч» вышла в сентябре 2000 года без лишней помпы. Компания пыталась использовать факт родства автора и знаменитого игрока в снукер Рэмси Эктона, но на осуществление планов не хватило бюджета. Отзывы были благосклонные, но малочисленные. Тираж был небольшим, цена высокой, и, как подтвердили Ирине в «Уотерстоун» и в «Дабл-Ю-Эйч-Смит», лишь немногие экземпляры дошли до потребителя. Тем не менее «все в порядке, все замечательно». Ирина получила десять авторских экземпляров и отправила по одной книге Бетси, Татьяне и — с неохотой — матери по почте. Ирина не была знаменитой, не получила высокий гонорар, не завоевала мир, но она была счастлива делать то, что у нее хорошо получается, и это для нее было чрезвычайно важно.

Беспокойное чувство, что все не так и неправильно, мучило Ирину со дня возвращения Лоренса из России, но постепенно стало проходить. Если его и злило, что она напилась на Рождество и уронила самовар, то он ни словом не выразил свое недовольство. Лоренс в любой ситуации считал главным соблюдение приличий, поэтому ей только предстояло наказание за недостойное поведение и за то, что ему собственноручно пришлось нести самовар в мастерскую и платить за починку. Если перемен все же не избежать, память милосердна в таких вопросах и часто не хранит то, что не стоит вспоминать. Этот период едва уловимых колебаний в жизни поражал ее, как удивляет краем глаза увиденное движение предмета, но стоит повернуться и посмотреть на него в упор, как он замирает на месте. Некоторое время спустя дурные предчувствия развеялись, и все, казалось, стало по-прежнему хорошо, ведь она и не представляла, что может быть иначе.