Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

Ирина прижала два пальца к его лбу:

— И вот еще один момент, которого мне очень не хватает, Лоренс никогда не говорил мне такие грубые слова, никогда.

— А должен был, не так ли? Когда ты путалась со мной.

— Получается, я шлюха? Потому что влюбилась в тебя?

— Ты не вполне уверена, что счастлива и что не зря ушла от этого Заумного фаната. — Рэмси принялся вымещать свой гнев на оказавшихся рядом водителях, и Ирина очень надеялась, что его мастерство игрока в снукер поможет ему и на дороге. Впрочем, между цветными шарами и двухтонными автомобилями мало общего.

— Послушай, — начала она, — я понимаю, мое объяснение кажется тебе странным, но подумай о завтрашнем финале. Ради того, чтобы сохранить настрой и концентрацию, ты должен выбросить эти мысли из головы.

— Какая ты заботливая. Ради себя самого я не должен обращать внимание на то, что ты встречаешься за моей спиной с другим парнем.

— Я забочусь о тебе, идиот! Разве ты не хочешь выиграть титул, к завоеванию которого шел с семи лет? Зачем тебе сейчас неприятности! Тебе нужна вкусная еда, приятный вечер в обществе жены и хороший сон.

Увы, идеалистический сценарий даже ей самой казался надуманным.

— А твой мужик ничего, — послышался шепот над ухом, едва она уселась на свое место в ложе для гостей, — сегодня в хорошей форме.

Ирина повернулась и увидела перед собой лицо Джека Лэнса.

— Он ведь сможет.

— Преимущество у него минимальное. Ты, полагаю, не думаешь, что парень с номером тридцать два легко справится с таким финалистом. Наша примадонна появилась в последние секунды и даже не потрудилась причесаться. Держит нас всех в напряжении.

— Комната Рэмси расположена далеко, — сухо произнесла Ирина и отвернулась.

— Судя по твоему виду, ночка у него выдалась сложная.

Горячее дыхание Джека обожгло затылок.

— Благодарю за заботу. — Она ненавидела Джека. Он в свою очередь тоже терпеть ее не мог и даже не старался быть любезным. Когда Рэмси выпал из числа шестнадцати лучших игроков, многие маленькие жесты внимания, такие как цветы, шампанское и суши в номер, исчезли без следа, равно как и улыбка с лица менеджера. Теперь, вопреки ожиданиям многих, Рэмси Эктон все же вышел в финал, Джек опять принялся лебезить перед ним, будто вовсе не он дал ему от ворот поворот два года назад. Впрочем, в существовании Джека был смысл, только благодаря ему тело Рэмси сейчас находится у стола, а не лежит поперек матраса в номере гостиницы.

Свет погас. Чтобы распалить публику, сначала представили Ронни О’Салливана: несомненного фаворита, объект зависти и отвращения. Хотя носить галстук-бабочку уже не считалось обязательным, О’Салливан неизменно появлялся именно в нем, как и в белоснежной сорочке и черном жилете, желая, вероятно, навсегда забыть о неблагочестивой юности, отдав предпочтение классическому покрою в одежде. После лечения в шикарных летних лагерях для взрослых он даже пару лет не нападал ни на кого из Всемирной ассоциации бильярда и снукера. Заняв свое место, Ронни обвел зал серьезным взглядом человека, в свои двадцать пять умудренного опытом, и скромно улыбнулся, давая понять зрителям, насколько изменился его характер.

Следом объявили его противника, Рэмси Эктона, который предстал перед публикой также несколько другим человеком. Следует заметить, что известный своей элегантностью и манерами игрок мог значительно измениться лишь в одну сторону: к худшему. Галстук-бабочка съехал набок, вызывая воспоминания о морской болезни, на белой накрахмаленной рубашке помимо идеально отутюженных мест появились еще и заломы. Щетина на лице бросалась в глаза под ярким светом софитов. Прежде чем сесть, Рэмси оглядел толпу зрителей с таким видом, словно удивлялся, что попал на турнир по снукеру, хотя шел в прачечную.

Ирина приложила руку к голове. Прошлым вечером Рэмси заказал бутылку «Реми» в номер и, вопреки ее увещеваниям, еще одну уже перед рассветом. Она содрогалась при мысли, что он будет играть в состоянии похмелья, но ей не пришел в голову еще худший вариант: он не успеет протрезветь.

В среде игроков в снукер много мифов о злоупотреблении спиртным, но в большинстве своем это лишь мифы. Даже Алекс Хиггинс, частенько выступавший пьяным, не выиграл оттого, что не мог четко разглядеть мяч. Истории об умении Урагана играть пьяным стали легендами уже в пересказе, а в то время заставляли зрителей смущенно ежиться. Рэмси никогда не считал правдоподобным утверждение, что выпивка способствует вдохновению, настаивая, что Хиггинс загубил свою карьеру только из-за этого пристрастия.

Ирина не могла понять, почему Рэмси неуверенно потоптался у стола и почему, вместо того чтобы начинать партию, поплелся совещаться с судьей. Еще более странным было заявление судьи: «Партия, Ронни О’Салливан», хотя ни один из игроков не выполнил ни одного удара.

Джек поспешно убежал и, вернувшись, громко зашептал ей на ухо:

— Твой мужик забыл мелок.

— И что? — прошептала она. — Ему никто не мог одолжить?

— Дело не в этом. Это штраф. Один проигранный фрейм. Целый чертов фрейм.

Не дав Ронни забить ни одного красного, Рэмси провел серию. Сделав невероятное усилие, чтобы привести себя в форму, он выполнил сильнейший удар («фол!»), но не смог заставить биток коснуться шара. Трибуны зашумели в негодовании, заставляя вмешаться судью: «Успокойтесь, пожалуйста!» Лежала ли ответственность за состояние Рэмси полностью на его жене? С момента их приезда в Шеффилд Ирина пыталась вбить в его голову, что с ее стороны было бы невероятной глупостью встречаться с мужчиной, которого она сама бросила ради Рэмси. После триатлона плача, криков и борьбы в туалете, когда в дверь постучали вызванные соседями работники отеля, он, кажется, ей поверил, но к тому времени уже наступило утро. На сборы оставалось достаточно времени, но они еще не преодолели весь путь от ссоры к примирению, поэтому опять оказались в кровати — отсюда и вызывающий внешний вид Рэмси. Она надеялась, что секс немного его взбодрит, но сейчас печальный результат могла наблюдать не только она, но и миллионы зрителей канала Би-би-си, которым представлено доказательство того, что полная страсти утренняя схватка окончательно лишила Рэмси сил. Но ведь в этом мире существует особенная вселенная, в которой не случается ошибок, в которой нет места обвинениям — там имеет значение лишь то, что происходит.

А происходящее было ужасно.

Для Ронни О’Салливана исходивший от соперника явственный запах сорокаградусного напитка, вероятно, стал напоминанием о неприятных моментах собственной жизни. Кроме того, невыполненные удары противника, которые тот с легкостью демонстрировал еще в семилетнем возрасте, заставили вспомнить о партиях, им самим проигранных когда-то в раздражении. Может быть, он был в ужасе от возможности увидеть, как в зеркале, себя самого в юности или предположить, каким имеет все шансы стать в пятьдесят. В любом случае чем небрежнее Свист отправлял шары в любые направления, кроме луз, тем тщательнее Ронни расчищал оставленное после этого месиво. Зрелище было вполне себе гастрономическое: неуклюжий владелец ресторана, сидя за накрытым к ужину столом, разбрасывает вокруг себя крошки, а ловкий официант проворно убирает за ним все маленькой щеточкой с совочком.