Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

Книга «Иван и его неприятности» вышла в свет в сентябре 2000 года, к радости читателей по обе стороны Атлантики. Бюджет был огромен, и если рецензий оказалось немного, то их вполне компенсировали рекламные объявления в «Таймс» в Нью-Йорке и Лондоне. Тираж также был огромен, розничная цена постоянно снижалась, поэтому продажи шли прекрасно, в чем Ирина убедилась, заглянув в «Уотерстоун» и в «Дабл-Ю-Эйч-Смит». В слове «распродажа» нет ничего унизительного, этот ярлык Ирина воспринимала с радостью. Ведь никто не смог бы сказать, что эти книги в глянцевых обложках с красной рамкой, выставленные на прилавке в «Уотерстоуне», некрасивые.

Ирина убеждала себя пойти прогуляться, но желание топтать ногами Гроув-Роуд было таким же самообманом, как и посещение днем спальни под предлогом разложить носки, когда на самом деле пришла туда заняться мастурбацией.

Если она сейчас отправится пешком в Боро, велика вероятность того, что ее тайна будет раскрыта.

Теплое апрельское утро выдалось пасмурным и создавало ощущение нависшей за спиной тени. Ирина отвела достаточно времени на это маленькое приключение — она вернется домой на метро, а затем, во второй половине дня сядет в поезд на Кингс-Кросс и отправится в Шеффилд. Что же касается визы для проникновения на территорию, то ею могло служить полученное по электронной почте письмо от Лоренса, в котором он писал ей о командировке в Дубай. Таким образом, настроение у нее было приподнятое. Завтра она будет на финале чемпионата мира. Рэмси не оставляла надежда на победу, но если и на этот раз он не добьется успеха, то это будет восьмым финалом, в котором он играл, но не выиграл. Прошлым летом ему исполнилось пятьдесят, и если он не победит в 2001-м, то может уже никогда не получить возможности разыграть победный титул.

Впрочем, откровенно говоря, больший страх вызывало участие в очередном турнире — по-идиотски улыбаясь, стоять рядом с Рэмси, как и положено любящей жене. Вот если бы Рэмси тоже вел себя как любящий муж. Не считая презентации ее так и не ставшей популярной книги в «Фойлсе» в прошлом сентябре — на которую глава «Снейк хед» решил не тратить много денег, и Рэмси пришлось покупать вино, — он предпочитал на собственном опыте узнать, что значит быть невидимым.

Ее посещение турниров стало постоянным яблоком раздора. За первый сезон, что Ирина была всегда рядом, он выиграл больше титулов, чем за последние десять лет, кульминацией же стало участие в седьмом финале в Крусибле. Стоило ей пропустить несколько турниров, как рейтинг его резко упал. Понижение статуса Рэмси выразилось в исчезновении таких привилегий, как лимузин, и, хотя он никогда не придавал особого значения марке машины, прекрасно знал, какую это играет роль. Хуже всего, что, выбыв из числа шестнадцати лучших игроков, Рэмси должен был играть отборочные матчи за право участвовать в турнирах, главные призы которых украшали зал снукера в подвале, а это, по его словам, означало то же самое, что стучаться в дверь собственного дома.

Таким образом, Рэмси пришел к выводу, что присутствие Ирины кардинальным образом все меняет, и давил на нее, заставляя постоянно быть рядом. Она же настаивала, что она женщина, занимающаяся собственной карьерой, а не его заячья лапка на счастье. Она даже не старалась выражать заинтересованность снукером (это был тактический ход) и соглашалась лишь иногда посмотреть на его игру, когда у нее было настроение (читай, почти никогда). О, разумеется, он очень рассчитывал, и не без оснований, что она приедет завтра на матч, с ее стороны было верхом невеликодушия смотреть полуфинал вчера вечером, сидя на ковре перед телевизором, — «смотреть» было слишком громко сказано, поскольку одновременно она писала письмо Лоренсу в Дубай.

Перейдя через Лондонский мост и попав на Боро-Хай-стрит, она с горечью и радостью одновременно думала о том, как мало она сейчас готовит. Может, и правда все эти пироги лишь пустая трата времени? Она так и не смогла с уверенностью ответить на этот вопрос.

Повернув ключ в замке и проскользнув в квартиру, Ирина почувствовала, что в доме что-то изменилось. Ароматы стали более яркими. На вешалке она заметила модный черный берет.

Гостиная на первый взгляд не изменилась, но в следующее мгновение она увидела грязно-коричневую картину Лисицкого, заменившую Миро. Лоренс купил новую репродукцию? На столе лежала «Индепендент», которую Лоренс всегда критиковал. Боже правый, где же «Телеграф»? Пройдя по коридору, Ирина заглянула в свою бывшую студию, давно превратившуюся в кабинет Лоренса. Теперь рядом с его столом стоял второй, и не из «Оксфама», а совершенно новый. Дальнейшие поиски помогли ей обнаружить множество косметики на комоде — например, безвкусную помаду, сама Ирина избегала такого цвета, — а в ванной она увидела шампунь с манго и черешней.

Лоренс всегда пользовался «Хед энд Шолдерс».

Войдя в кухню, Ирина нахмурилась. К ее ужасу, количество баночек со специями было сокращено до стандартного набора из итальянской смеси и сухой петрушки. Остальные, для барбекю и «Олд бей», привезенные из Нью-Йорка, исчезли. В кладовой все тоже было по-другому, на месте ее темной пасты из кунжута, розовой воды, гранатовой патоки появились пакетики сухих супов, гранулированные соусы и «болоньезе» в банках. Банка с анчоусами в оливковом масле, припасенная Ириной на черный день, была открыта; ей ни в коем случае нельзя оставлять следы пребывания, и она с трудом сдержалась, чтобы не поставить открытую банку в холодильник.

Сердце неожиданно часто забилось. Сейчас в любую минуту может распахнуться дверь и появится, например, Лоренс, приехавший из Дубая. Самое время скорее убегать, но она ведь проделала такой путь из Ист-Энда, чтобы окунуться в свое прошлое, свет которого струится сквозь окна высотой восемь футов. Вместо этого она попыталась наскоро придумать правдоподобное алиби — «Мне страшно неловко, я бывшая подруга Лоренса, Ирина, зашла на минутку захватить — вот, туфли!» — и она опустилась в любимое кресло цвета ржавчины, чтобы проанализировать революционное положение дел.

Ревновать в сложившихся обстоятельствах было нелепо. Ирина сама ушла от Лоренса, и найти плечо, на которое можно опереться — три с половиной года спустя, — не только его право, но и обязанность. Предположительно, это поможет ей избавиться от вины, тяжким бременем наваливающейся на нее всякий раз, когда она думала об одиночестве Лоренса. Она чувствовала ответственность за него, ей всегда было трудно уходить отсюда, не приготовив брокколи. Все же она не настолько эгоистична, чтобы держать Лоренса при себе вечно для редких возможностей выпить кофе. Ей было немного обидно, что он не потрудился сообщить ей о появлении в его жизни женщины, хотя, разумеется, это не должно ее касаться. Тем не менее, блуждая по своей старой квартире, она ощущала себя медвежонком, который удивленно спрашивал: «Кто спал в моей постели?», «Кто ел мою кашу?».