Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

Проснувшись в субботу, Ирина с удивлением обнаружила, что выдержанность, которой она так гордилась, треснула, как яйцо для омлета. Это случилось неожиданно поздно, после одиннадцати, хотя обычно она вставала в восемь. Пройдя по квартире, словно в тумане, она обратила внимание, что после так взволновавшего ее звонка Рэмси не положила, как должна была, трубку телефона на рычаг. Это было уже после второй порции бренди. На кухне выяснилось, что шоколадный кекс был ею полностью уничтожен. Верно, она стояла здесь, взбудораженная, и отрезала маленькие кусочки до тех пор, пока ничего не осталось. И еще, о боже, она слушала новый альбом «Маленькие землетрясения» так громко, что соседи сверху, одетые в халаты, звонили в ее дверь с жалобами. Если это дойдет до Лоренса, ей придется заплатить сполна, поскольку в прошлом месяце он лично барабанил в дверь соседей снизу с требованиями «накрыть плотнее крышкой сальсу» и «ни в коем случае не приступать к такосу».

Погруженная в свои мысли, Ирина поставила на керамическую панель кофе. Прихватив чашку, она отправилась в студию, где принялась рассматривать незавершенный рисунок. Нет, работать она не сможет. Очевидно, ее скрытые резервы рассчитаны на восемь дней существования без Лоренса, но никак не на десять. Внезапно одинокие дни и ночи, а затем опять дни, единственной угрозой которых ей казалась череда сигарет и пустая бутылка коньяка, сковали ее похожей на глазурь коркой, основным ингредиентом которой было сало.

Отправляясь на рынок за покупками, как всегда делала по субботам, она неожиданно громко хлопнула дверью. Да, Ирина дрожит, Ирина должна себя сдерживать.

Шумный крытый рынок неподалеку от Лондонского моста, как никогда, полно представил разнообразие американских акцентов. Весьма нелогично ощетиниваться, оказавшись в обществе соотечественников, но американцы, похоже, разделяют общую тенденцию с неприязнью относиться к представителям своей страны за рубежом. Возможно, от этого создается ощущение присутствия в комнате с кривыми зеркалами, где окружение слишком шумное, агрессивное и толстое. Ирина не испытывала неловкости в среде соотечественников (все люди откуда-то приехали, это место не выбирают), хотя, имея русские корни по материнской линии, частенько использовала воспоминания о своей национальности при желании дистанцироваться. Впрочем, возможно, она немного поморщилась, услышав визгливый крик из кафе «Монмунт» («Ла-а-ари, у них нет кофе без кофеина-а-а!»), Ирине нравилось ощущать себя частью британского народа, хотя это становится все труднее в городе, колонизированном «Пицца-Хат» и «Старбаксом».

С противоположной стороны до нее донеслась речь другого янки, пытающегося выяснить, где расположена улица Саут-У арк , при этом он так твердо произносил звук «р», что Ирина невольно устыдилась его невежественности.

Следует заметить, что, выходя из-под влияния Лоренса, Ирина иногда баловала себя тем, что называла умственная доброта. Это не имело отношения к манере поведения; выросшая в атмосфере издевательств одноклассников, она была наделена хроническим страхом причинить кому-то боль. Не касалось это и ее высказываний. Все происходило исключительно в голове Ирины. Основной задачей было мыслить правильно — услышав, как соотечественник неверно произносит название улицы Саут-Уок, мгновенно задала себе вопрос: «Почему британцы считают нас нерадивыми? Ни один американец не ожидает, что лондонец может знать, что слово «Хьюстон» произносится в Техасе «Хьюуустон», а на Манхэттене — «Хаустон». Разумеется, можно выругаться вполголоса: «Тупой придурок». Можно сопереживать или осуждать, но, какими бы ни были ваши мысли, это не изменит день к лучшему и не сможет испортить его окончательно. Тем не менее Ирина была убеждена, что все происходящее в ее голове имеет огромное значение, посему одарила незнакомца самым добрым и лучезарным взглядом. Внутреннее благородство повышало жизненный тонус.

Она предпочитала не делиться своей концепцией умственной доброты с Лоренсом, более склонным к терзаниям. Он был жестким с людьми, особенно с теми, кого считал обделенными интеллектом. Его любимым эпитетом было «болван» или «идиот». Подобная резкость может быть заразна, Ирина всячески противилась эпидемии. Впрочем, начиная практиковаться, следовало подумать прежде всего именно о Лоренсе.

С одной стороны, он любил жить просто и уединенно, удовлетворяясь лишь обществом нескольких друзей и, разумеется, Ирины, милостиво допущенной в его крошечный пантеон любимых людей. Его презрительность была формой контроля над численностью окружения. В него не могли входить все знакомые, включая продавца овощей и водопроводчика, чинившего им кран — необходим фильтр. Так уж случилось, что фильтр Лоренса был сделан из очень мелкой сетки.

С другой стороны, Лоренс принадлежал к типу людей, некогда считавшемуся идеалом в Штатах, а с недавнего времени вымирающим — он был человеком, который «сделал себя сам». Лоренс яростно цеплялся за свое высокомерие, поскольку по самую макушку увяз в работе британского мозгового центра. Его воспитывали не как будущего интеллектуала. Ни у одного из родственников не было образования выше среднего, детство, проведенное в Лас-Вегасе, вовсе не способствовало развитию навыков, необходимых для приобретения степени в области международных отношений в университете Лиги плюща. Атмосфера казино Лас-Вегаса оставила в душе страх навсегда остаться в этом мире — в мире длительных дебатов по поводу качества приготовления яиц «бенедикт» в отеле «Белладжио». Да, Лоренс был человеком язвительным, иногда ему требовалось вовремя подсказать о необходимости набраться терпения, чтобы дать людям возможность проявить свои лучшие качества, или убедить не обращать внимания на недостатки. Она видела, что порой Лоренс готов приковать себя к позорному столбу за такой недостаток, и считала его достойным ее собственного прощения.

У продавцов, не знавших ее имени, но помнящих в лицо, она купила итальянскую черную капусту, охотничьи копченые сосиски и жгучий чили. Уверенная в том, что размеренный ритм выбора продуктов, даже выросший на пугающе тряском фундаменте, лучший способ сохранить видимость нормального состояния, Ирина приобрела еще и пук ревеня, чтобы дома ей точно было чем заняться.

Вернувшись в квартиру, она со всем старанием занялась пирогами с кремом из ревеня, решив приготовить один к приезду Лоренса, а второй припрятать в морозилку. Подумав, она умножила порцию мускатного ореха в рецепте на пять.

Ирина, женщина скрытная и умеренная во всем, проявляла спонтанное стремление к крайностям в таких мелочах, как соусы и приправы, потому некоторые гости за обеденным столом могли сойтись во мнении, что с рецептами на кухне ей разобраться проще, чем с таблицей умножения.