Ира Брилёва - Приключения Шоубиза

Нахохотавшись досыта, Донна все же рассказала мне одну из самых занимательных историй, какую я только слышал в своей жизни.

— Я этого еще никому не рассказывала. Ты первый. Слушай. — Это был приказ. — Была у меня приятельница, Алевтина, я ее Алусиком зову. Мы с ней как-то лет сто назад на концерте в одной областной филармонии познакомились, она с оркестром выступала, а я, само собой, без оркестра. — Видимо, это был юмор. — Что значит, была, — перебила сама себя Донна, — она и сейчас есть, только видимся мы с нею редко. Живет она далеко. Но это не важно. Так вот. Она по профессии арфистка. На арфе играет, — уточнила моя собеседница. — Как она сама выражается — «гребу» я на арфе свою музыку, — Донна хихикнула. — Я ее из-за этой арфы и заметила. Сама маленькая, кнопка такая. Арфа больше нее в три раза. Я тогда так удивилась, не каждый день живую арфистку на сцене увидишь. Так и познакомились. Так вот, моя Алуся — человек деликатный, воспитанный, консерваторию закончила, в обычной жизни преподавала арфу в музыкальном училище. Так, ничего особенного. Жила она тогда в одном провинциальном городишке, иногда только с оркестром выезжала на концерты, там мы с ней и встречались, — Донна улыбнулась. И в ее улыбке промелькнуло что-то вроде застенчивости. — Думаешь, я всегда мегазвездой была? Думаешь, мне всегда белый лимузин к подъезду подавали? — и она засмеялась своим хриплым неподражаемым смехом. — Нет, дружок. Я тоже в разных филармониях своё отпеть должна была. А как же без этого? Это, брат, как боевое крещение. Выдержишь это, выдержишь что угодно. — Донна прикурила новую сигарету от старой — новую пачку она вскрыла ловким привычным движением опытного курильщика и, как ни в чем ни бывало, продолжила.

— Алуся была тетенька талантливая, и ее часто в областную филармонию приглашали на арфе «погрести». В оркестре хорошей арфистки не было, вот она их и выручала.

Жизнь ее текла почти безмятежно и очень предсказуемо. Денег не было, перспектив тоже. Сначала Алуся просто преподавала свою арфу, потом ее в замдиректора училища выдвинули. Но зарплата там все равно была так себе. Учителя, они и в Африке учителя! Хоть с арфой, хоть без арфы — нищета. Алуся как-то перебивалась, где-то подрабатывала. С мужем они разошлись. Он у нее был тот еще козел. Хам трамвайный, хоть и с ученой степенью. Ладно бы интеллект у него был, как у парового молота. Так нет! Кандидат хренов. Разница у них была лет восемнадцать. Замуж ее взял совсем девчонкой. Она мне рассказывала, что только когда развелась с ним, то поняла, что ему не жена нужна была, а прислуга безропотная. Он сначала просто изгалялся над ней, сядет за стол и ждет, пока она ему тарелки перед рылом его свинячим поставит, сожрет все и даже посуду за собой в раковину лень поставить. Молча встанет и бросит все на столе. Ни спасибо тебе, ни здрассте. Мол, радуйся, что я у тебя такой есть. Просто ее не замечал. И так шестнадцать лет! Представляешь, — Донна многозначительно окинула меня взглядом. Я смотрел на нее преданным ангельским взором, боясь пошевелиться. Она недовольно покачала головой, и взгляд ее обожгла досада. — Да ничего ты не представляешь. Небось, сам безлошадный? — я виновато кивнул, мол, так вышло по жизни. Но Донна была великодушна. Она жадно затянулась сигаретным дымом и, внезапно вернувшись в прекрасное расположение духа, продолжила свой рассказ. — Так они и жили. По молодости вроде Алусик все терпела, а с возрастом стала слегка бунтовать. Но так, по мелочам. Только уже когда совсем приперло, она поставила вопрос ребром. Но к тому времени от их очага только один пепел остался. Он ведь еще и погуливать стал, пока вовсе к другой не сбежал, гад такой. Развелись они, и оба, видимо, легко вздохнули. Хотя слухи ходили, что бьет его новая жена смертным боем. Вот недаром люди говорят — от добра добра не ищут. А то можно найти приключения на все места сразу, — и Донна снова засмеялась. Она топталась в рассказе на одном месте, словно бы примеряясь или раскачиваясь, как спринтер перед резвым стартом. Я терпеливо ждал развития сюжета. — Детей, правда, муженек ее драгоценный никогда не бросал, помогал им, в институты поустраивал. Все честь по чести. Только Алусику от него всю жизнь было толку, как от козла молока.

Но она не унывала. Приятельница моя от природы хоть и спокойный человек, но с характером. Все жизненные невзгоды переносила стойко. Даже с оптимизмом.

Работала она себе, работала, все вроде нормально. Я бы и не знала ничего, если бы она случайно, однажды, не рассказала мне о своей мечте. Как-то встретились мы с ней на очередном концерте, вернее, уже после него, сели, поужинали. Абсолютно неожиданно разоткровенничалась. «Понимаешь, — говорит, — чего-то мне в жизни не хватает». Оказывается, хотелось ей уехать в Америку на ПМЖ. Я тогда от удивления чуть со стула не свалилась. Чего только в жизни не бывает! Мечта у нее была такая, еще с детства. Странное для советского человека желание, — Донна встала, подошла к белоснежному итальянскому шкафу и вынула из него бутылку «Бейлиса». Она налила себе тягучего сладкого ликера в крошечную рюмку и, выпив, причмокнула губами от удовольствия. Налив себе вторую рюмку, Донна резко повернулась ко мне и вдруг возразила сама себе: — А может, и не очень странное. Она ведь мне иногда жаловалась. Зарплата у меня, говорит, меньше, чем у секретарши. Я «консу» закончила, консерваторию, значит, а секретарша — среднюю школу. Где, спрашивается, справедливость, — женщина на секунду замешкалась и, словно сделав для себя окончательный вывод, сказала: — Я ее не могу осуждать. У каждого человека своя мечта, пусть хоть и такая забавная.

Донна допила ликер, поставила рюмку в мойку и вернулась на свое место, прихватив бутылку с собой.

— И вот стала она потихоньку стараться эту свою мечту осуществить. Поднакопит немного денег — и в Москву. Три раза ездила она на собеседование в американское посольство, разным фирмам кучу денег отдала. В этих фирмах специально обученные люди для нее три раза всякие легенды разрабатывали. Ну, чтобы ей визу в Америку дали. То вроде бы она на съезд компьютерный едет, то на симпозиум какой-то научный. Но как наступало время ей на собеседование в посольство идти, так она и проваливалась. Как на экзамене. Она ведь честный и порядочный человек, а у таких все на лице написано. А у Алусика было написано, что врет она и ни на какой симпозиум ей не надо. А хочет она в Америке остаться. Таких в посольстве не любили и визы им не давали. Алусик сильно переживала и расстраивалась. «Знаешь, — говорила она мне, — я бы там хоть “бэбиситтером”» — нянькой, то есть, если по-нашему, — уточнила Донна специально для меня, — «хоть домработницей, да кем угодно! Только чтобы отсюда вырваться». Ей почему-то здесь все обрыдло. Она даже не могла сказать, почему.