Александр Карнишин - Почти фантастика

— Да как же это? Тут же загибалось все? И наш-то дом…

— Нет нашего дома. Вот, квартира в той башне. И народа теперь тут, как в большом городе. Обещают даже метро досюда провести. Это все наш новый мэр…

— А, знаешь, сына… Все правильно я сделал, выходит. Все — правильно. Ожило ведь село без этой ведьмы. И правда, лучше, чтобы все как раз были, а ее не было. Лучше. Только наших-то не поднять.

В кабинет директора школы бочком-бочком прокрался какой-то совершенно не местный тип. Городок был маленький, все и всех тут знали — так вот этот как раз был совсем не отсюда. И по одежде, и по повадкам своим осторожным, по прическе странной — чужак.

Он подсел на указанный ему стул, а потом, оборачиваясь на закрытую дверь, полушепотом объяснил свою миссию.

Новое открытие. Гениальное. Оно же — изобретение. Специальный аппарат, испускающий специальные мыслительные волны. Повышает талант ребенка от десяти до ста процентов — в зависимости от податливости мозга. Гарантировано. Но — дорого. Потому что нигде в мире, кроме как тут и прямо сейчас. Проездом. А то, что дело дорогое, так он, проезжий, для того к директору и зашел. Договориться.

— Десять процентов, — сказал он строго, еще раз оглянувшись на дверь.

— А звать-то вас как? — спросил директор, как бы невзначай кивнув, соглашаясь.

Был предъявлен паспорт общего образца. Из паспорта следовало, что изобретателя зовут Александром Григорьевичем, фамилия его была длинная — Пиотровский. Вот сама эта фамилия еще раз подтвердила, что все серьезно. Потому что — такая фамилия. Именно такими должны быть фамилии у настоящих ученых и изобретателей. Ну, еще Энштейн, конечно. Но там чистая теория. Формулы и сплошное емцеквадрат. Тут же — специальные мыслительные волны и настоящий аппарат для их испускания.

— А на взрослых — никак? — поинтересовался директор.

— Поздно, — вздохнул Александр Григорьевич. — Раньше бы. Хоть даже и перед выпуском из школы, когда уже самые эти таланты пробиваться начинают. Я же к вам — почему? Потому что — школа. Потому что — дети. Ну, и родители еще, конечно. Я же понимаю.

Договорились о завтрашнем дне.

Потом, когда приезжий уехал в гостиницу, директор поднялся к выпускникам и, остановив движением ладони вещающую что-то умное математичку, сообщил, чтобы завтра приносили деньги, потому что будет специальный эксперимент с мыслительными волнами. И многие после этого станут просто талантами.

— Это, — сказал он вполголоса, — Большой секрет совершенно и новое изобретение. Так что кроме родителей — ни-ко-му! Понятно?

Старшеклассники всегда были самыми понятливыми. Они сразу поняли, что не будет какого-то урока, и приняли это с воодушевлением. А деньги… Что — деньги? Перед выпуском они и так летели из семей, так уж сразу и сюда — понятное дело. Тем более — обещали добавить таланта.

…

Секретный прибор был в черном коленкоровом чемоданчике. Сверху была большая красная кнопка. Сбоку — решетка, как у микрофона. Эту решетку изобретатель и большой ученый Пиотровский, как его представил директор, направил на класс, а потом нажал большую красную кнопку. Прислушался к чемоданчику, прижав ухо к решетке, и нажал сильнее. Внутри что-то зажужжало.

— Не спать! Смотреть сюда! — повторял большой ученый в течение всех десяти минут работы уникального прибора.

Потом он отвечал на вопросы о мыслительных волнах и о талантах и о том, как и на сколько именно поднимается талант после такого облучения. У всех, сказал он, по-разному. Но минимальная прибавка в таланте — десять процентов. Это просто гарантировано и проверено. А максимальная — все сто. То есть, талант мог вырасти в два раза уже после одного сеанса облучения.

— Эх, жаль, — говорил Александр Григорьевич, — Что нет у меня на вас времени. Такое вот облучение надо было делать с первого класса. Каждый учебный год. И тогда рост таланта был бы — в десять раз! Представляете? В десять раз больше таланта!

Кто-то из отличников черкал бумагу, делал расчеты, кричал с места, что получается не в десять, что тут другая пропорция, но ученый пресек разговоры просто:

— Я же вам говорил, что бывает десять процентов, а бывает — сто. И у всех по-разному. Вот и в десять раз — это не точная цифра, а усредненная, можно даже сказать — рекламная, чтобы понятно было каждому. На самом деле, кто-то из вас уже вдвое талантливее, чем был вчера. Осталось только талант этот свой проявить и применить.

И тут-то все и замолчали. Потому что — а какой же именно талант? И как его проявить и куда применять?

— У всех — разный. Вот то, что все дети талантливы — это аксиома. Просто один талантлив в математике, например, другой — в химии, а третий, наоборот, в приготовлении пищи или в шитье или еще в чем-то прикладном. Надо просто этот талант в себе найти. Разыскать то, что лучше всего получается. И тогда — применить. И будет у нас тогда целых тридцать человек талантов.

— Двадцать девять, — заметил из своего угла учитель, чей урок был занят научным экспериментом. — Смирнова не принесла деньги.

— Ага, значит, двадцать девять талантов. Итого — двести девяносто тысяч, — деловито сказал ученый.

…

Директор жал руку, прятал в сейф полученные десять процентов, желал хорошей дороги, удачи в дальнейших исследованиях, приглашал заезжать на следующий год.

— Ну, это уж как получится, — отвечал Александр Григорьевич, ученый и изобретатель, унося свой черный чемоданчик. — Знаете, сколько у нас в стране таких школ? Ого-го! Мне еще ездить и ездить! Поднимать, так сказать.

…

Потом была маета.

Все хотели сразу узнать, какой же талант и насколько развился. Кто-то поступал в университет, кто-то пошел на производство, потому что действительно лучше шил, чем думал, кто-то отправился в армию — там тоже нужны талантливые люди. В общем, искать свой талант, проявлять его и применять как-то пытались все двадцать девять человек. Потому что Смирнова не принесла деньги. А так было бы тридцать талантов сразу.

…

Через десять лет в кресле директора школы сидел бывший выпускник, который пошел за своим талантом в педагогический институт. Вернее сказать, пошел, ведомый талантом. Так он думал. Были те, кто ударился в коммерцию. Кто-то крупно сел в тюрьму — оказался талантливым бандитом. Наворовал и награбил столько, что получил по самому максимуму. А он вот — директором в своей же школе.

Правда, бывало, просыпался иногда и мучительно раздумывал: не ошибся ли, не промахнулся ли. Ведь, даже если всего на десять процентов больше, думал он, то все равно — талант. А тут получалось, что в школе работать не так уж и интересно, да и талант как таковой тут не сильно нужен. Усидчивость нужна. Память хорошая. Язык подвешенный правильно. Хотя, если подумать, усидчивость с памятью тоже могут быть талантом. Да и вообще — всего десять лет, как закончил эту школу, а уже тут же в ней директором. разве это не талант?