Нэнси-Гэй Ротстейн - Бьющееся стекло

В четверть десятого наконец позвонил Джордж, но ей практически нечего было ему сказать. За время, прошедшее с момента спасения сына, она заново осмыслила и это событие, и многое другое, о чем раньше старалась не задумываться.

Теперь она отчетливо понимала, что Джордж никогда ее не любил. Любовь вообще представляла собой слишком сложное чувство для этого человека, рассматривавшего всех лишь с точки зрения того, какую пользу можно из них извлечь. Скорее всего, он и женился-то на ней лишь затем, чтобы заручиться необходимой для успешной политической карьеры финансовой поддержкой ее родителей. И жить с ней продолжал из сугубо практических соображений: видному политику следовало иметь репутацию примерного семьянина, а развод, как бы искусно ни удалось преподнести это событие общественности, мог отрицательно сказаться на его имидже. Воспитавший Джорджа Джо Брэдли внушил ему, что даже прочно утвердившийся политик всегда остается уязвимым. Однако Джордж не ограничился равнодушием к ней, а добавил к этому еще и измену. Неужто он и вправду возомнил, будто способен заставить ее поверить в любую нелепость? Например, в то, что он способен пропустить заседание важной международной конференции лишь для того, чтобы помочь бывшей своей сотруднице добрым советом насчет ее новой работы. Едва ли такое согласуется с характером человека, не желавшего выйти на минуточку с рутинного совещания, даже когда ему сообщили о важном звонке жены, касающемся судьбы сына. Она делала все, чтобы отвлечь его от других женщин, но не далее как две недели назад он снова нашел предлог, чтобы остаться на выходные в Оттаве. Наверняка для того, чтобы переспать с какой-нибудь секретаршей. Джордж был самонадеянным лжецом, умевшим лгать правдоподобно и с легкостью очаровывать людей.

Правда, она давно уже все знала, но пока это затрагивало только ее, предпочитала закрывать глаза. Но дети — совсем другое дело: нельзя допустить, чтобы он сделал несчастными их. Адам заслуживает лучшего. Так же, как и Майкл. Она не позволит Джорджу обращаться с ними таким образом.

Как он мог бесцеремонно пренебречь чувствами собственного сына? Уделять ему внимание лишь от случая к случаю, воодушевить пустыми обещаниями и наплевательски отнестись даже к известию о том, что мальчик в опасности! Джордж ко всему подходил рационально, но такое не укладывалось даже в рамки его сухого прагматизма. Ей страшно было подумать о том, что могло бы случиться, вернись она чуть попозже. Но Диди не знала, как поступить. Она ничего не могла поделать с равнодушием Джорджа, но теперь, после того как сегодня едва не случилось самое страшное, не могла и мириться с тем горем, которое приносит это равнодушие близким. И не была уверена, что у нее надолго хватит терпения, чтобы делать вид, будто принимает на веру ложь мужа и не догадывается о его бесконечных интрижках. Чувствуя себя ответственной за судьбу мальчиков, она плохо представляла, как обеспечить им нормальную семейную жизнь при всех тех проблемах, которые существовали между нею и Джорджем. Но размышления о будущем следовало отложить на потом. Единственное, что можно было сделать сейчас, это поехать во Флориду, провести там как можно больше времени с ребятами. Смотришь, все и уладится.

Когда Джордж позвонил в девять-пятнадцать и Диди разговаривала с ним из своей комнаты, ей и в голову не пришло поделиться всеми этими мыслями. Он ограничилась сухим и сжатым изложением событий прошедшего дня и в ответ услышала:

— Ну вот видишь, я же говорил, что тебе не стоит беспокоиться. — Через пять минут Диди закончила разговор, сообщив напоследок мужу о своем намерении несмотря ни на что подарить детям обещанную поездку на Палм Бич.

— Счастливого полета, — сказал Джордж. — Жаль, что не могу отправиться с вами. Я еще позвоню, перед отлетом в Эфиопию. Тогда и с Адамом поговорю, так ему и передай.

Повесив трубку, Диди почувствовала себя настолько истощенной эмоционально, что не имела сил даже встать с софы. Подняв голову, она выглянула в стеклянный квадрат окна и подивилась царящему снаружи спокойствию. Все вернулось в обычную колею. Буря миновала, и напоминанием о ней остался лишь припорошивший землю снежок.

В Торонто Диди вернулась во вторник утром, спустя двадцать четыре дня после отлета. Чувствуя, что ей необходимо побыть с мальчиками как можно дольше, она продлила их весенние каникулы на полторы недели. На следующий же день по прибытии Диди приступила к осуществлению плана, намеченного еще во Флориде. Отвозя Майкла и Адама в школу, она еще раз объяснила им, что сегодня уедет, потому что ей надо заняться кое-какими личными делами, поцеловала их на прощание и пообещала, что отлучка будет недолгой. По дороге домой она захватила Гертруду, приходящую няню-немку, нанятую через самое престижное агентство города в помощь Марии. Услуги этой прекрасно знающей свое дело женщины пользовались среди имеющих детей обитателей Роуздэйл таким спросом, что ее приглашали в очередь. Подробно втолковав каждому из сыновей, каковы будут в отсутствие мамы его обязанности, Диди завела Марию в гостиную, снабдила подробнейшими инструкциями на все случаи жизни и вручила глянцевый проспект отеля, где собиралась остановиться, содержавший всю информацию, какая, возникни нужда, могла бы потребоваться экономке. Потом она попросила ее принести с чердака еще одну дорожную сумку. Помимо легких платьев для отдыха, которые она носила на Палм Бич, Диди уложила несколько вечерних нарядов и лучшие повседневные костюмы. Потом она сняла с плечиков и надела красное креповое платье, купленное девять месяцев назад в Каннах, надела его, не удосужившись даже посмотреться в зеркало, и добавила к нему последний подарок родителей — золотую цепочку изящного плетения. Подходящий к ней браслет и нитку жемчуга Диди положила в сумочку.

Джордж должен был вернуться из Африки через неделю. Она прислонила к его настольной лампе розовый конверт обычного формата, и цветом, и размером выделявшийся среди уже скопившихся на столике больших коричневых конвертов правительственной почты.

В четыре часа она попросила водителя вызванного такси отнести багаж в машину, а в шесть прошла регистрацию и села на самолет, отлетавший в Милан.

Сидевшая на балконе своего номера в «Итаро» Диди встрепенулась — непрерывный гул колоколов прервал поток воспоминаний. Глаза ее уже приноровились к свечению вечернего солнца. На том берегу по-прежнему виднелись выглядывающие из густой зелени пряничные домики, по озеру так же неспешно, как и ее предшественница, плыла лодка, во всем подобная топ, которую она уже видела раньше. Легкий одномоторный самолет лавировал между холмами. Но от скользивших по небосклону дельтапланеристов не осталось и следа. Все они — в том числе и тот, который так напомнил ей Тонн, — исчезли как сон, оставив после себя лишь нахлынувшие воспоминания и смятение чувств.