Жеральдин Бегбедер - Спонсоры. Нет проблем, или Небольшие трансбалканские хроники из страны спонсоров

Дальше случается нечто невероятное, совсем недавно такое бы ни за что не случилось: присутствующие единодушно поддерживают возврат монархии, и внезапно все начинают говорить исключительно о его высочестве. Его высочество то, его высочество сё, его высочество там, его высочество сям, даже для Мирослава и Большого Босса, похоже, не осталось других тем, только его высочество, и от этого у меня просто голова кругом идет. Снежана тоже вносит свою лепту: дескать, она, вместе с Казничем и группой таких же нуворишей, бывших преступников, которые теперь запечатлевают на пленку новости для КГБ, взяла однажды у его высочества эксклюзивное интервью, и им удалось снять и всю обстановку, и семейные фотографии, и могилу Тито в королевском парке, невероятно, автору идеи о «независимом пути к социализму», воскресни он и посмотри на все происходящее своими глазами, пришлось бы срочно бежать обратно под землю, но это интервью, конечно же, запустили в прайм-тайм, потому что сербский народ очень любит принца Александра — говорит теперь уж и не знаю кто. Сербский народ очень любит принца, который в ожидании престола заключает союз с врагами Владана, «бандой сволочей» во главе с Казничем, и устраивает с ними попойки, и пирует во здравие Демократии…

У меня смутное ощущение, что начинается мигрень, намек на ощущение, но от него трудно избавиться в этом гаме, который еще усиливается, когда приходит официант с блюдом громадных лангустов и снова все орут как ненормальные.

Но тут Стана вспоминает ежегодную гарден-парти французского посла по случаю 14 июля, говорит, что надеется быть там, даже если фуршет предстоит не слишком выдающийся, а, по слухам, будет именно так, и все начинают обсуждать банду пидоров, представляющую Францию в Белграде, так и есть, но смотреть на это тяжело, говорит телезвезда КГБ, и все задумываются, как это Жак Ширак допустил такое, а потом все приходят к выводу, что в Сербии, слава богу, нет таких проблем, и геев на последнем параде хорошенько отделали дубинками вооруженные скинхеды из «Obraz»ʼa, [48] «Obraz», связанный с другими крайне правыми группировками, — «ортодоксальная клерикально-фашистская» организация, отличающаяся особой жестокостью по отношению к гомосексуалистам, причем со стороны властей это не вызывает никакого протеста. В отчете Еврокомиссии по правам человека в Сербии, опубликованном в 2007 г., сообщалось, что в этой стране «широко распространена дискриминация, особенно по отношению к цыганам, инвалидам, этническим меньшинствам и людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией». Были зафиксированы чрезвычайные происшествия и нападения на организации, борющиеся за мир, выступающие против юридической безнаказанности и защищающие права людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией, но правоохранительные органы уделяли таким случаям явно недостаточное внимание. и что знаменательно — в присутствии попа и представителей святой православной церкви.

Я еще не перевела Алену всего, а он уже смотрит на меня страдальчески, и я сразу вспоминаю рассказ Владана о речи некоего французского философа на заседании Центра очистки культуры от загрязнений, речи, посвященной упадку терпимости. И граффити рядом с вывеской вспоминаю: «Смерть педрилам, жидам и усташам» [49] Усташи — националистическая, сепаратистская организация хорватских фашистов, созданная в январе 1929 г. за границей. — отличное доказательство того, что изменить сербский менталитет в этом отношении пока еще не удалось.

За десертом все расслабляются, по чьему-то щелчку являются цыгане и заводят песню, и все подпевают с серьезным и вдохновенным видом, отдавшись во власть проникающих в самую душу ностальгических любовных романсов с малость дебильными, конечно, словами, но тем не менее достающими тебя до кишок. У совершенно потрясенного гиганта Мирослава наворачиваются слезы, можно подумать, что перед его глазами под звуки этих песен проходит вся его жизнь, Мирослава переполняют чувства, захлестывают, переливаются через край, внезапно он вытаскивает из кармана пачку баксов и, поплевав на каждую бумажку, наклеивает их на влажные от пота лбы артистов.

— Калашников, Калашников, — орет торговец оружием.

На полсекунды повисает тишина, но вот уже музыканты, сверкая медью, окружают наш столик и носятся вокруг него хороводом, быстрее, быстрее, быстрее; они кружатся, извлекая из своих инструментов мелодию песни Горана Бреговича, и все бьют в ладоши: Калашников! Калашников! В такт, забыв обо всем: Калашников! Калашников! Инженер-электронщик в экстазе взлетает на стол и принимается, вращая бедрами, расстегивать одну за другой пуговицы своей сорочки. У него хищная улыбка, ноги широко расставлены для равновесия, но вот чувственности в нем не хватает, как будто он кукла, а не человек. И вдруг он срывает с себя рубашку и начинает вращать ее над головой с бешеной скоростью — не хуже винта вертолета. Его чисто выбритая грудь сверкает, словно он намазал ее маслом, чтобы подчеркнуть грудные мышцы, отлично сложен парень, думаю я, а он швыряет сорочку куда-то прямо перед собой и спускает брюки, и становится видна обвившая щиколотку змея, которая поднимается вверх по ноге до самой промежности, а он, обеими руками поддерживая зад, резко подает его вправо, теперь влево, и опять вправо, и засовывает руку в трусы, и вынимает руку обратно, и… и это стриптиз по всем правилам искусства, до самого конца.

А потом мы все начинаем собираться — пора бы идти спать.

Но в обстановке общей эйфории бизнесмен вдруг заявляет о желании внести свою долю в производство «Хеди Ламарр», ему тоже хочется поучаствовать, и к вкладу Мирослава добавляется, похоже, еще несколько десятков тысяч долларов, и торговец оружием с размаху шлепает по спине Алена и кричит: «Ну, Francuzi , ты же слепишь нам классное кино, а? а?» — и Ален выглядит каким-то подавленным… как он потом мне скажет, именно в этот момент он ясно увидел, через какую череду неприятностей нам придется пройти. Совершенно ясно увидел.

— От этой «Хеди Ламарр» так и несет отмыванием денег!

Что тут добавишь… ну, в любом случае, дело зашло чересчур далеко, чтобы задумываться, — никакого смысла, да я уже и согласилась дать интервью звезде-ведущей телевидения КГБ, потому что нет в Сербии ничего важнее массмедиа и связей в этой среде.

На следующий день мы все в лоскутах. У Алена ночь получилась совсем ужасная: в четыре утра его разбудил выстрел, сигарет не было, он пошел искать ночной ларек — есть у нас такой рядом с гостиницей «Славия» — и по дороге обнаружил в канаве труп юноши. Пуля попала молодому человеку в голову, мертвое тело плавало в луже крови, а продавец в ларьке сказал, что это спонсоры сводят счеты между собой, обычное для нашего района дело. После всего этого Ален, естественно, уже не заснул, он просидел до утра в полной депрессии, думая о том, во что это мы вляпались и как теперь выкручиваться, и к утру от пачки уже ничего не осталось. И вот теперь, всласть накурившись и наразмышлявшись, он — уже совершенно на пределе — орет: