Владимир Корнев - Нео-Буратино

Таковы все мужчины: пребывая в заблуждении, что слабый пол безнадежно глуп, они под видом собственных виршей готовы читать даме сочинения господина Державина, обращенные к его невесте, и воображают, будто предмет вздыханий тотчас примет их недвусмысленное предложение руки и сердца. Но сие и неудивительно: на какие уловки не пустишься, чтобы добиться благосклонности воплощенного идеала собственных любовных грез? И хоть мне чужда сама мысль о том, чтобы в ближайшие годы стать чьей-нибудь супругой, потеряв всю прелесть свободы, которую дает мне ремесло актрисы, я все же отвечала очарованному поэту одной из реплик Титании:

После произнесения сей чувствительной тирады, обращенной скорее к воображаемой зрительной зале, нежели к кавалеру, замершему в томительном ожидании, мне оставалось только призвать его на ложе, сказать точнее — на бабкин щит, сопровождая манящими жестами другую реплику из той же роли:

Магические слова немедленно возымели действие. Простодушнейший Кандидов оказался превосходным любовником, и я благодарна ему за те приятные часы, которые мы проводим вместе. Владычица любовных ласк, прекрасная Венус, по-прежнему благоволит к своей преданной жрице.

3 июня 1789 г. от Р. Х.

Как и прежде, ход жизни моей определяют роли. Любовные похождения комедийных персон, как в зерцале, отражаются в моих амурных делах. Так, в одном французском водевиле случилось мне играть оперную примадонну, за которой одновременно волочатся двое молодых людей из приличных семейств, причем и тому и другому оказывает она знаки внимания, в финале же ее благосклонности удостаивается некий сказочно богатый маркиз, о коем раньше не шло и речи. И вот после одного из представлений встречи со мной стали упорно домогаться молодой граф Надеждин, по слухам, владелец тысячи душ в малороссийских губерниях, и очаковский герой, поручик лейб-гвардии Аморозов. Я же сочла, что оба поклонника могут быть мне весьма полезны; честно признаться, за последние месяцы я сильно поиздержалась и надобно было как-то поправить положение. В разные дни я назначала им rendez-vous в своей уборной. Ни тот ни другой не могли и помыслить о том, что очаровательная особа, позволяющая каждому уповать на скорое воссоединение с ней, на самом деле водит за нос обоих. Когда моим гостем был господин Надеждин, я старалась выглядеть благосклонной к нему, не лишать его надежды (каков каламбур!) на положительный ответ, и он в свою очередь, в знак преклонения перед дамой сердца, подносил мне то изысканные французские ароматы, то прелестный чайный сервиз севрского фарфора, а однажды подарил мне прелестное бриллиантовое колье, о цене коего я даже боюсь помыслить. В иные вечера мне наносил визиты поручик Аморозов. Мы проводили время за чаем, причем дундук кавалерист, занятый подбором в своем скудном лексиконе уместных выражений для объяснения овладевших им чувств, даже не подозревал, кем презентована чашечка, из которой он пьет. Впрочем, и сей господин тоже не поскупился на подарки: отрез великолепных брюссельских кружев, изящная табакерка чистого серебра, туалетный столик аглицкой работы в моем будуаре да несколько дорогих безделушек на нем суть доказательства щедрости гвардейского офицера. Дальнейшие события также развивались в соответствии с сюжетом игривой пиесы. Однажды вечером (к тому времени мнимые женихи мне уже изрядно надоели) оба воздыхателя нос к носу столкнулись в прихожей моего дома. Нужно ли говорить, что это произошло не случайно? Для них, впрочем, сия встреча была столь же неожиданна, сколь и неприятна. На следующий день они уже дрались на шпагах, кажется, где-то в Полюстрове, я же отыграла в очередной раз в упомянутом водевиле, да так вдохновенно, что меня неоднократно вызывали и за кулисами все было уставлено корзинами с цветами. После представления меня посетил статский советник К. Он хоть и не молод, зато, говорят, сказочно богат и имеет Владимирскую ленту через плечо. Словом, новому другу я в тот же вечер уступила то, чего безуспешно домогались двое его предшественников, и до сих пор мне не пришлось жалеть о сем ни минуты, ибо в награду от милого старичка я получила гораздо больше и теперь нисколько не беспокоюсь о состоянии своего кошелька. Как выражаются французы, c’est la vie!

29 декабря 1799 г. от Р. Х.

Странное предчувствие не дает мне покоя: кажется, вот-вот произойдет событие свойства мистического. И с чего бы это? Праздник на дворе. Петербург разговляется, приятного течения жизни ничто не нарушает; мои спектакли по-прежнему имеют успех у столичной публики, от поклонников нет отбоя, ибо мои чудесные способности не иссякают: как и прежде, я получаю силу и власть над людьми в награду за блистательную игру. Что же повергает меня в мрачные размышления? Может быть, я устала от любовных приключений, каковые в последнее время все чаще повторяют друг друга, теряют свежесть искреннего порыва? Может, меня мучит то, что сердце мое спит и ни один мужчина не заставляет его трепетно биться? Давно уж никому не принадлежит оно… Да и амплуа актрисы комедийной не столь привлекает меня, как в оны годы. Страшно подумать: вот уж скоро тридцать лет Авдотья Троеполова лицедействует на театре! Но как уследить за быстротекущим временем, коль оно не меняет твой облик? А на носу ведь новый век, и несет он что-то непонятное, что-то тревожное. Вот, к примеру, вчера ночью с Симеониевской церкви сорвало крест, и теперь вся округа только и говорит, что о грядущем Антихристе, и хотя толпе свойственно ошибаться, однако происшествие неприятное, если не сказать зловещее, тем более что произошло оно в Святочную неделю. Сегодня же собралась я впервые за долгое время к ранней литургии, а юродивая старуха с паперти бросилась на меня с клюкой, крича: «Изыди, изыди, окаянная, нет на тебе образа Божия!» Насилу ее оттащили, и я, признаться, так испугалась, что опрометью бросилась домой. Видно, нет прощения грехам моим… Но прочь, прочь мрачные мысли! В театр — только там я могу развеять дурное расположение духа!